Когда Иван вернулся в Москву, его ожидало еще одно разочарование; триста ремесленников и механиков, отправленных по его просьбе императором Карлом V в Любек, чтобы оттуда отправиться в Россию, были остановлены там купцами из Ливонии, которые в самых ужасных красках описали им империю и ее правительство и написали германскому правителю, что весьма опасно посылать мастеров для обучения тамошнего народа, ибо тот столь жесток и многочислен, что при достаточном вооружении может сокрушить не только Ливонию, но и половину Европы[275]. Царь твердо вознамерился в будущем отомстить за это оскорбление ливонцам, но покамест его полностью занимали казанские дела.
Сразу же по прибытии в столицу он созвал всех начальников недовольной части своей армии, которая составила целых 2 тысячи человек, во дворец на пир, где, по московскому обыкновению, подарил каждому великолепное платье. Зачинщикам он раздал одежду из черного бархата, а затем, обратившись к ним, стал говорить о поведении солдат в Казани, их отказе подчиниться его приказам и попытке убить его; он сказал, что, какую бы скорбь ни причинил ему бунт подданных, он еще горше опечалился, узнав, что подстрекателями недовольства оказались те, к кому он питал безоговорочное доверие, кто звались и должны были быть его советниками, и что теперь всем, кто еще надеется хоть на каплю жалости, следует немедленно признать свои заблуждения и отдаться на милость царя. Некоторые бросились на колени и выразили раскаяние, другие остались немы и неподвижны, а большинство в страхе и изумлении взмолились о том, чтобы им оставили хотя бы жизнь; но Иван приказал сразу же схватить и казнить главных преступников, менее виновных освободил после короткого заключения, а остальных полностью помиловал при условии, что они докажут раскаяние и верность своей храбростью перед воротами Казани.
Той же весной Иван, которому было почти двадцать два года, снова вышел с армией в 300 тысяч человек, встал лагерем на прежнем месте у холма, где стояла татарская столица, и сразу же начал осаду. Его отец Василий ввел небольшой корпус пехоты в свои вооруженные силы, но она, хотя, как правило, была наиболее эффективной при штурме крепости, на протяжении многих лет не поддерживалась в боеготовом состоянии и не нравилась москвичам, которые не привыкли ходить пешком и обычно проезжали верхом за стены захваченного города, а во время отступления им сильно мешали их длинные кафтаны. Сила русской армии в бою обычно заключалась в их первом мощном натиске. Если их противник устоял перед ударом, они редко выигрывали большое преимущество при столкновении с равным числом врага на открытом поле.
Ежедневное поддержание осады обычно весьма однообразно и утомительно, а осада Казани затянулась надолго. Рядом с царским шатром установили походную часовню, где каждое утро проходили службы, перед тем как солдаты и инженеры приступали к своим обязанностям; и так как осада продвигалась медленно и русские несли тяжелые потери, поскольку татары продолжали осыпать их непрерывным градом стрел и камней, Иван приказал своим военачальникам подорвать стены цитадели, притом что такой способ ведения войны никогда еще не использовался в Московии и был совершенно неизвестен казанцам. В воскресенье 2 октября 1552 года, в день, на который в русской церкви по сию пору приходится пост, князь Курбский объявил, что подкоп закончен, после чего царь выстроил войско в боевой порядок, встал во главе и приказал инженерам произвести подрыв, в то время как священники распевали торжественный молебен, а диакон читал священные слова: «Будет едино стадо и един пастырь», и мина взорвалась с оглушительным грохотом, не оставив камня на камне от части города. Московиты стремительно бросились в образовавшуюся брешь, неся разрушение и смерть; татары, в ужасе и ошеломлении, думая, что удар вызван землетрясением и что само Небо на стороне их врагов, сначала еще пытались обороняться, но потом развернулись и бросились бежать через бурливую реку Казанку и искали убежища в лесах на противоположном берегу. Несколько часов царила неразбериха, и солдаты грабили город, пока офицеры не отозвали их от добычи, как волков; над позолоченными минаретами казанской цитадели реяли московские знамена, царь въехал в татарский кремль – дворец мусульманских ханов, и с наступлением темной и туманной ночи наконец-то был восстановлен порядок.
Всем тем мусульманам, которые согласились принять крещение, вернули их дома и земли. В городе назначили епископа с указанием применить любые средства, которые только есть в человеческой власти, чтобы заставить неверных принять христианство; татарские мечети превратили в церкви или безжалостно разрушили до основания, возвели монастыри по приказу царя, поместья и владения татарских вождей передали московским воинам и дворянам, которые участвовали в войне, а все мусульманские крестьяне и прочее население стали крепостными государства.
В Казань назначили правителя, и ее делами заведовал специальный государственный орган, учрежденный в Москве сразу после ее завоевания; до конца XVI века он назывался Казанским приказом.
Завершив подчинение Казанского ханства, Иван вернулся мыслями к песчаным и бесплодным регионам соседнего родственного государства. Астрахань, стоявшая одиноко среди просторных, бездорожных пустынь, обладавшая безопасным и удобным портом и господствовавшая на Каспии, в основном занималась тем, что вела торговлю с Персией и Индией; и до тех пор, пока ее хан, к несчастью для его собственной свободы и народа, не возложил на себя опасный венец Казани, она мало участвовала в политических событиях и раздорах, которые в то время занимали Азию и Европу. Однако ее миролюбие и бездействие не принесли ей пользы. Хана Едигера с семьей доставили в Москву, где, чтобы получить те же свободы и удобства, которые имели русские дворяне, они согласились окреститься; хотя, находясь по-прежнему в плену, они были не в состоянии оказать какую-либо помощь своему народу и с сожалением предоставили свою страну ее неминуемой участи. Спустя два года после взятия Казани Иван со своей армией сел на струги и, проплыв по Волге, окружил Астрахань с суши и воды; 20 тысяч турецких солдат, посланных Сулейманом Великолепным к ней на помощь, погибли под жгучими лучами солнца в диких и безмолвных степях; и 1 августа 1554 года город пал перед московитами,