Она вынула из рукава платок в горошек и громко чихнула в него – раз, другой, третий. Глаза за очками слезились. Тошнота прошла, но насморк остался при ней.
– Бедняга Торн! – язвительно сказала она. – Если он боится выглядеть смешным, то сильно ошибся в выборе жены.
Тетушка Розелина побледнела и обвела тесный салон испуганным взглядом, трепеща от мысли, что увидит в одном из кресел белую медвежью шкуру.
– Великие предки! Не смей говорить такие вещи! – прошипела она.
– А что, вы его боитесь? – удивилась Офелия.
Она и сама боялась Торна, но только до момента их встречи. Стоило незнакомцу обрести лицо, как страх бесследно развеялся.
– У меня от него мороз по коже, – призналась тетушка с тяжким вздохом и дрожащей рукой поправила на затылке крошечный пучок, смахивающий на подушечку для булавок. – Ты видела его шрамы? Сильно подозреваю, что когда он не в духе, то способен на любую жестокость. Так что советую тебе вести себя потише, особенно после той утренней сцены. И вообще, постарайся произвести на него хорошее впечатление. Нам ведь предстоит жить рядом с ним… Мне – восемь месяцев, а тебе – всю оставшуюся жизнь.
Офелия бросила взгляд в иллюминатор, и у нее захватило дух. Дирижабль улетал все дальше от Анимы, и она казалась теперь мелким астероидом в окружении облаков. Значит, вот как выглядит родной ковчег в небесном просторе? Трудно даже предположить, что на нем есть луга и озера, леса и города, равнины и горы…
Приникнув к стеклу, Офелия смотрела, как Анима исчезает в клубящихся облаках, и старалась навсегда запечатлеть в памяти эту картину. Она не знала, когда вернется домой – да и вернется ли?
– Ты могла бы взять с собой запасную пару, чтобы не выглядеть как нищенка.
Офелия обернулась к тетке, взиравшей на нее с неодобрением. Она не сразу поняла, что та говорит о ее очках.
– Да они почти зарубцевались, – успокоила ее девушка. – Завтра совсем ничего не будет заметно.
За иллюминатором теперь простиралось только бескрайнее небо. Начали поблескивать первые звезды. В салоне включилось освещение, и иллюминаторы превратились в зеркала, сквозь которые ничего не было видно. Офелия подошла к стене, увешанной картами. Знаменитые географы в мельчайших подробностях изобразили на них двадцать один большой ковчег и сто восемьдесят шесть малых. Также на картах были помечены коридоры ветров, позволявшие дирижаблям беспрепятственно курсировать между ковчегами.
Офелия не сразу нашла Аниму и еще дольше отыскивала Полюс. Сравнив их, она с удивлением осознала, что Полюс почти в три раза крупнее. На рисунке этот ковчег, с его внутренним морем, озерами и источниками, напоминал гигантский таз с водой.
Однако больше всего девушку очаровало изображение Ядра Мира. По орбитам вокруг него вращались ковчеги. Ядро Мира – скопище вулканов, над которыми непрерывно сверкали молнии, – считалось крупнейшим осколком Земли. Жизни на Ядре не было. Его окутывало Море Облаков – плотная завеса пара, сквозь которую никогда не проникало солнце.
В салоне раздался звон колокола.
– Ужин! – со вздохом объявила тетушка Розелина. – Надеюсь, ты сможешь продержаться за столом, не покрыв нас позором?
– Вы хотите сказать, не стравив и ужин? Это будет зависеть от меню.
Когда Офелия и Розелина вошли в столовую, к ним поспешил человек в белом кителе с красными эполетами и двойным рядом золоченых пуговиц.
– Капитан Бартоломе, к вашим услугам! – напыщенно объявил он с широкой улыбкой, блеснув несколькими золотыми зубами. – На самом деле я всего лишь старший помощник, но это неважно. Надеюсь, вы простите нас: мы уже приступили к закускам. Присоединяйтесь, милые дамы, мы будем рады женскому обществу!
И он повел женщин вглубь зала, где за столом уже сидело несколько человек. Среди них Офелия без труда разглядела высокую худощавую фигуру, вид которой не доставил ей никакой радости. Торн сидел к ней спиной, и она видела только длинную спину в дорожном камзоле, гриву светлых волос да локти, двигавшиеся в такт еде. Он и не думал прервать трапезу ради появления дам.
– Боже мой, что вы делаете?! – ужаснулся Бартоломе, заметив, что Офелия собирается сесть рядом с теткой. – За столом мужчин и женщин полагается чередовать!
Он схватил девушку за талию, провальсировал с ней несколько шагов и властно усадил возле последнего человека, которого ей хотелось бы видеть так близко.
Офелия почувствовала, как ее накрыла длинная тень Торна, возвышавшегося над ней. Он сидел в напряженной, деревянной позе. Девушка без особой охоты стала намазывать маслом редиску – аппетита не было. За столом царило молчание, нарушаемое лишь позвякиванием приборов. Присутствующие ели свежие овощи, пили вино, передавали друг другу масло. Офелия опрокинула на скатерть солонку, которую хотела придвинуть к тетке.
Старшего помощника явно угнетало молчание, и он наконец заговорил:
– Ну, как мы себя чувствуем, милая девочка? Эта противная тошнота уже прошла?
Офелия вытерла рот салфеткой. Почему он говорит с ней так, словно ей десять лет?
– Да, благодарю вас.
– Простите, не слышу! – воскликнул Бартоломе, прыснув со смеху. – У вас такой тоненький голосок…
– Да, благодарю вас, – повторила Офелия, напрягая слабые связки.
– Если что, не стесняйтесь, обращайтесь к нашему корабельному врачу. Он мастер своего дела.
Человек с рыжеватыми бакенбардами, сидевший напротив, учтиво и скромно поклонился. Видимо, это и был врач.
За столом вновь воцарилась тишина, которую нарушал только Бартоломе, барабанивший пальцами по тарелке. Офелия высморкалась, стараясь подавить раздражение: юркие глазки старшего помощника так и бегали от нее к Торну и обратно.
– Вы не очень-то разговорчивы, друзья мои! – с усмешкой бросил Бартоломе. – Если я правильно понял, вы путешествуете вместе, не так ли? Две дамы с Анимы и господин с Полюса… честно говоря, редкое сочетание!
Офелия украдкой взглянула на худые длинные руки Торна, который в этот момент разрезал редиску. Значит, членам экипажа неизвестно, что их связывает? И она решила оставить всех в неведении, ограничившись вежливой улыбкой.
Однако тетушка была совсем другого мнения.
– Эти молодые люди помолвлены! – оскорбленно воскликнула она. – Разве вы не знаете?
Офелия заметила, как пальцы Торна судорожно стиснули ручку ножа, а на запястье бешено запульсировала вена. Бартоломе, сидевший во главе стола, снова блеснул золотыми зубами.
– Весьма сожалею, мадам, но я и вправду ничего не знал. Тогда почему же вы молчали, господин Торн? Нужно было сразу сообщить, кем вам приходится это очаровательное дитя! Как я теперь выгляжу?!
«Как человек, смакующий ситуацию», – подумала Офелия.
Однако радостное возбуждение Бартоломе длилось недолго. Его улыбка потухла при виде разъяренного лица Торна. Тетушка Розелина тоже заметно побледнела.
Доктор, который явственно ощутил общую неловкость, поспешил сменить тему.
– Меня крайне интересуют необычные свойства вашей семьи, – сказал он, обратившись к тетушке Розелине. – Ваша власть над самыми обычными предметами просто поражает воображение! Простите мою нескромность, но могу ли я узнать, в чем заключается ваша профессия, мадам?
Тетушка Розелина промокнула губы салфеткой.
– Моя специальность – бумага. Я разглаживаю, реставрирую и восстанавливаю документы.
Она взяла со стола карту вин, бесцеремонно разодрала ее на части, а затем простым прикосновением пальца привела в прежнее состояние.
– Очень интересно! – одобрительно сказал доктор, поглаживая свои крошечные усики. Официанты начали разносить суп.
– Еще бы не интересно! – гордо ответила тетушка. – Я спасла от гибели архивы огромной исторической ценности. Все члены нашей Семьи – специалисты по генеалогии, реставраторы, хранители – состоят на службе у Артемиды.
– И вы тоже? – спросил Бартоломе, послав Офелии сияющую улыбку.
Ей не хотелось уточнять, что все это в прошлом. Но Розелина ответила вместо нее, между двумя ложками супа:
– Моя племянница – великолепная чтица.
– Чтица? – изумленно переспросили в один голос старший
