– Сейчас.
Ответ Торна прозвучал резко, как щелчок кнута. Мать заметно побледнела.
– Э-э-э… поймите, господин Торн, если мы потревожим Артемиду сегодня вечером, это будет неверно понято. Она не принимает посетителей после заката. И, кроме того, – добавила мать с самодовольно-любезной улыбкой, – на сегодняшний вечер у нас запланирован скромный ужин в вашу честь…
Взгляд Офелии метался между женихом и матерью. Уж она-то знала, что скрывается за этими словами – «скромный ужин»! Затеяв роскошнейший банкет, мать буквально опустошила кладовые дядюшки Юбера, велела зарезать трех поросят, заказала в магазине хозяйственных товаров фейерверки и конфетти и организовала костюмированный бал на всю ночь, до рассвета. Тетушке Розелине, крестной Офелии, было велено завершить все приготовления к их приезду.
– Нет, это срочно! – объявил Торн. – И, кроме того, я не голоден.
– Понимаю, сынок, понимаю, – неожиданно вмешалась Настоятельница и добавила с кислой улыбкой: – Ничего не поделаешь, раз надо, значит, надо.
Офелия растерянно заморгала: уж она-то не поняла ровным счетом ничего. Чем объяснялось такое поведение Торна? Он вел себя настолько грубо, что она, в сравнении с ним, была воплощением хороших манер.
Между тем Торн ударил кулаком в стеклянное окошко передней стенки фиакра, отделявшей кучера от пассажиров. Фиакр тут же остановился.
– Чего желает господин? – спросил возница, прижавшись носом к стеклу.
– К госпоже Артемиде! – приказал Торн со своим жестким акцентом.
Кучер вопросительно глянул на мать Офелии. От испуга она смертельно побледнела, у нее перекосилось лицо.
– Вези нас в Обсерваторию, – подтвердила она сквозь зубы.
Экипаж круто развернулся и пополз вверх по склону, откуда только что съехал. Снаружи послышались протестующие крики родственников.
– Какая муха вас укусила?! – вопила тетушка Матильда из своего фиакра.
Мать опустила стекло и отчеканила:
– Мы едем в Обсерваторию.
– Куда?! – возмутился дядя Юбер. – В такое время? А как же банкет? А бал? У нас всех животы уже подвело!
– Садитесь за стол без нас, празднуйте и расходитесь по домам! – отрезала мать.
Она рывком подняла стекло и махнула кучеру, приказывая ехать дальше. Офелия прикусила краешек своего шарфа, чтобы скрыть улыбку. Этот человек с Севера смертельно оскорбил ее мать. На такое она даже не надеялась!
Торн отвернулся к окну, уделяя внимание только дождю за стеклом. Он явно давал понять, что никак не расположен беседовать с матерью и уж тем более с ее дочерью. Взгляд гостя, острый как клинок, ни на миг не обратился на девушку, с которой ему полагалось любезничать.
Офелия с довольным видом откинула прядь волос, прилипшую к носу. Если так дело пойдет и дальше, возможно, помолвка будет разорвана еще до полуночи.
Мать сидела, плотно сжав губы, и только ее глаза гневно сверкали в полумраке фиакра. Настоятельница снова погрузилась в дрему под своей черной мантильей. Их путь обещал быть долгим…
Фиакр въехал на плохо вымощенную дорогу, которая вилась серпантином по склону горы. Офелия безропотно терпела непрерывную тряску, развлекая себя созерцанием пейзажа. Западный ветер унес грозовую тучу, и в просвете между облаками появилась бледная россыпь звезд. Но ниже, на краю Долины, у самого горизонта, небо еще пылало последними отсветами заката. Лиственничные леса сменились еловыми, и в воздухе разлился терпкий аромат хвои.
Пользуясь сумраком в экипаже, Офелия могла чуть смелее разглядывать согнутую в три погибели фигуру Торна. Теперь, в этой полутьме, его опущенные веки казались голубоватыми. Офелия заметила еще один шрам, рассекавший бровь. Неужели этот человек тоже охотник? Он, конечно, выглядит довольно худым, но у него тот же взгляд, что у людей на рисунках Аугустуса! Можно было бы подумать, что он заснул, утомленный тряской ездой, если бы не гневная морщина, прорезавшая его лоб, и не пальцы, нервно барабанившие по саквояжу.
Внезапно Торн поднял веки, из-под них сверкнул стальной взгляд.
Фиакр затормозил.
– Обсерватория! – объявил кучер.
Обсерватория
Офелии довелось встречаться с Духом Семьи только дважды в жизни.
Первую встречу она не запомнила, да и неудивительно. Это случилось на ее крещении, и она была тогда всего лишь плачущим свертком на руках Настоятельницы.
А вот вторая встреча оставила в ее памяти яркий след. В возрасте пятнадцати лет она одержала победу на конкурсе чтецов, организованном Научным обществом. Офелия сумела на три века назад прочитать историю пуговицы от рубашки. Артемида лично вручила девушке главную премию – ее первые перчатки чтицы. Именно эти перчатки, изношенные вконец, были у нее на руках и сейчас, когда она выходила из фиакра.
Ледяной ветер взметнул полы ее пальто. При виде величественного белого купола, увенчанного телескопом, у Офелии от восторга перехватило дыхание. Обсерватория Артемиды служила не только исследовательским центром в области астрономии, метеорологии и горной механики – она была еще и чудом архитектуры. Этот комплекс, встроенный в горный склон, состоял из десятка корпусов. Над Долиной высился фронтон главного здания, украшенный черно-золотым циферблатом в виде солнечного диска. В сумраке уже поблескивали первые фонари… Офелия протянула руку Настоятельнице, помогая ей сойти с высокой подножки фиакра. Вообще-то это следовало сделать мужчине, но Торн был занят другим: сосредоточенно хмурясь, он рылся в своем саквояже. На женщин почетный гость не обращал никакого внимания.
Налетел новый порыв ветра. На террасе Обсерватории показался какой-то человек с тростью в руке. Он бегал между рядами колонн, пытаясь догнать слетевший с головы цилиндр…
– Прошу нас простить, господин ученый! – окликнула его мать Офелии, придерживая свою великолепную шляпу с перьями. – Вы работаете здесь?
– Совершенно верно! – откликнулся тот.
Внезапно он нахмурился, и его подозрительный взгляд за стеклами пенсне уперся в трех женщин, а затем и в фиакр перед главным входом.
– Что это значит? Что вам угодно?
– Нам нужна аудиенция, сынок, – вмешалась Настоятельница.
– Это невозможно. Совершенно невозможно. Приходите завтра.
И ученый взмахнул тростью, указывая на разгоняемые ветром облака:
– Это первое прояснение за всю неделю! И Артемида совершенно завалена работой, совершенно!
– Мы ненадолго, – прозвучал резкий голос Торна. Гость выбрался из фиакра, держа под мышкой какой-то ящичек.
– Нет-нет, даже если вы попросите одну секунду, я скажу, что это совершенно невозможно. У нас инвентаризация в самом разгаре. Четвертое переиздание каталога «Astronomiae instaurate machanica»[6]. Это совершенно неотложное дело, совершенно!
«Семь!» – сосчитала про себя Офелия. Она еще никогда не слышала, чтобы слово «совершенно» произнесли столько раз подряд.
Торн в два прыжка одолел ступени и во весь свой огромный рост встал перед ученым. Тот боязливо попятился. Сильный ветер взметнул край белой шкуры, под которой обнаружился висевший на поясе пистолет. Торн сделал резкое движение, и ученый отшатнулся. Но гость всего лишь выхватил карманные часы, которые и сунул бедняге под нос:
– Десять минут, и ни одной больше. Где я могу найти госпожу Артемиду?
Ученый указал тростью на главный купол:
– Она у своего телескопа.
Каблуки Торна звонко простучали по мрамору. Он ринулся вперед, даже не оглянувшись на своих спутниц и не поблагодарив ученого. Лицо матери под огромной шляпой побагровело от ярости. Она отыгралась на Офелии, когда та, оступившись на скользком полу, упала и едва не увлекла за собой Настоятельницу.
– Господи, ты когда-нибудь избавишься от своей косолапости? Вечно позоришь меня!
Офелия ощупью нашла очки на плитах террасы. Когда она их нацепила, перед ней предстали сразу три материнских платья: стекла треснули.
– А этот невежа… даже не подумал нас подождать, – пробурчала мамаша, подбирая юбки. – Господин Торн, пожалуйста, не так быстро!
Но Торн, с ящичком под мышкой, пересек вестибюль, сделав вид, что не слышит. Он воинственно шел вперед, распахивая на ходу, без стука, все
