Восемь зеленых бутылок на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…
В пятнадцатом веке Фичино перевел Платона в Платоновской академии, что положило начало Возрождению, которое вновь открыло старых богов и вернуло их из заброшенных садов на пьедесталы. Неоплатонический сад восстановил древний политеизм, проложив душе путь в рощи и беседки, террасы и храмы. Здесь, средь маскарадов и праздников, статуй и фонтанов, тщеславия и розыгрышей, зарождались музыка и фейерверки. Зеленые рукава. Монтеверди. Годы спустя художник Кандинский, который слышал цветную музыку, сказал:
Я мог бы лучше всего сравнить абсолютно зеленый цвет со спокойными, протяжными, средними тонами скрипки.
Семь зеленых бутылок на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…
Мои первые воспоминания – зеленого цвета. Когда я впервые почувствовал себя садовником? В райской запущенности садов виллы Зуасса на берегах озера Лаго-Маджоре? Апрельский подарок «Сто и один прекрасный цветок, и все о том, как их вырастить» подтверждает, что, когда мне было четыре, мои родители уже знали, что я пленен зеленым, я бродил по темным зеленым улицам, с пятнами камелий, пунцового воска и белых цветов. Казалось, эти февральские цветы больше подошли бы летней жаре. Потерявшись в рощах сладких каштанов, я с восторгом смотрю на тыкву с листьями, огромными, как опахало египетских фараонов в голливудских [42] эпических фильмах. Кино родилось в зеленом лесу.
Шесть зеленых бутылок на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…
В Риме во время морозной снежной зимы 1947-го, когда не было топлива, чтобы поддерживать тепло в домах, мои родители впервые взяли меня в кино. Я не мог отличить экран от реальности и сжался в своем кресле. Словно ураганом, который поднял дом в Канзасе в небо, меня выбросило в проход, назад меня привела билетерша, утершая мои слезы. И до конца фильма я в ужасе сидел на своем месте, глядя широко раскрытыми глазами на Льва, Страшилу и Железного Дровосека, которые помогали Дороти преодолеть козни злой колдуньи, пока дорога из желтого кирпича вела их в Изумрудный город.
«Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной»[43].
Второй раз я попал в кино на еще более страшный фильм – на диснеевского Бэмби, в котором неистовый лесной пожар истребляет природу.
Пять зеленых бутылок на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…
Архаичные зеленые цвета времени. Прошедшие века – вечнозеленые. Ибо лиловый принадлежит одному десятилетию[44]. Красный взрывается и сам уничтожает себя. Голубой бесконечен. Зеленое платье земли невозмутимо переливается в зависимости от времен года. И в этом надежда Воскресения. Мы воспринимаем в зеленом больше оттенков, чем в любом другом цвете, так ростки пробиваются в изгородях сквозь унылую зимнюю серость. Галлюцинации солнечных дней.
Я ждал всю жизнь, чтоб разбить свой сад.На гальке коричневой ДангенессаЯ сад разбил цветов исцеленья.Я вырастил розу и бузину,Лаванду, полынь и Морскую капусту,Петрушку, фенхель и сантолину,Мяту, руту и любисток.Это был сад, чтобы душу утешить,Сад античных кругов из камнейКругов деревянных и дамб морских.Затем добавил я ржавого лома,Буек и надолбы против танков.Вскопать твою душу с компостом из Лидда,после обрезки и планировки,с защитой от кроликов деревянной.Мой сад поет с ветрами зимой.Храбро встречает он соль в белых шапках,От волн набегающих, гальку грызущих.Мой сад прибрежный – не Hortus Conclusus,В нем поэт видит во сне маргаритки.Не сплю я этим воскресным утром,Сверкает мой сад новый всеми цветами.Пурпурный ирис, имперский скипетр;Зеленые почки на бузине.Коричневый гумус, трава цвета охры,Желтая в августе из-за Цмина,Оранжевой станет к сентябрю.Синий от василька-самосева,Синий от зимнего гиацинта,Розово-белый взрыв роз в июне.Алый шиповник, огонек зимний,Горький терн для сладкого джина.По осени – ежевика,А весной – можжевельник.Хаксли в «Дверях восприятия» воспринимает «самость» цвета – в минуту покоя Майстера Экхарта:
Листья плюща испускали какое-то стеклянное, нефритовое сияние. В следующее мгновение мое зрение взорвали заросли огненно-красных цветов. Настолько страстно живые, что, казалось, еще миг – и они заговорят… свет и тень сменялись непостижимо таинственно.
Не все находят в зеленом утешение. Фотограф Фэй Годвин сказала мне на прошлой неделе, что она ненавидит фотографировать зеленое – а в Англии слишком много зеленого! Дангенесс, с его охряной травой и галькой цвета кости, доставил ей некоторое облегчение.
Четыре зеленых бутылки на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…
Я дарю вам зеленый цветок. Нет, не зеленую гвоздику Оскара. Это морозник, рождественская роза; лепестки ее цветка – не настоящие лепестки, как и у гортензии, которая может менять свой цвет (от розового до голубого и опять к розовому – что бы сказал об этом Аристотель?), и они бледно-зеленые. А по-настоящему зеленый цветок – это цветок табака.
Морозник, Зеленая Лилия, не подвластен стихиям, он цветет, когда все живое уже сковано морозом. Его семенами питаются улитки и разносят их в своей слизи. Он использовался как средство от червей.
Когда он не убивал пациента, он определенно убивал червей. Самое плохое, что иногда он убивает и червей, и пациента.
(Гилберт Уайт. Естественная история и древние памятники Селборна)За вашей изгородью немало ядов: зеленый аконит, арум пятнистый, сладко-горький паслен. Смертоносная репутация зеленого… несчастливый зеленый… происходит от другого яда, мышьяка, из которого изготовляют изумрудную краску.
Кстати, о зеленой гвоздике. Хэвлок Эллис был убежден, что квиры предпочитают зеленый цвет. Были ли они тайно одержимы всеми этими изумрудными платьями, сброшенными девушками? Дайте образчики разных цветов парню, который думает о члене, и посмотрите, какой он выберет… У Приапа он был зеленым. Почему артистические фойе называются по-английски зелеными комнатами? А вы знали, что Иисус сходил с ума по Иоанну, которого называли Зеленым евангелистом? А может быть, все проще, и слишком много молодых людей слишком долго смотрели на обнаженные фигуры из позеленевшей бронзы, которой были одержимы греки.
Три зеленых бутылки на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…
Я легкомысленно играю с зеленым бисером. Тосканские крестьяне прячутся от плохой погоды под большими зелеными зонтами. Они называются «базиликами», потому что напоминают церковный купол. Я впервые увидел «базилику», когда мы искали с Кеном Расселом место для съемок его фильма «Гаргантюа» на заброшенных площадках студии Cinecittà. Я рассказывал ему о своей идее дизайна Телемского аббатства. Я собирался сделать его похожим на могилу Адриана, с лесом на вершине, напоминающим Висячие сады. И тут меня прервал наш взволнованный водитель, он показал на автомобиль, проезжавший мимо, и сказал: «Феллини». Обе машины остановились, из той машины через мгновение выскочил маленький человечек, открыл огромную зеленую «базилику», потому что шел проливной дождь, и затем из машины вышел
