Две зеленых бутылки на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…
1950-е. Страшная холодная война 1950-х придумала еще один зеленый. Не зеленый цвет жизни, а враждебный зеленый, зеленый гной, цвет гниющей плоти. Зеленая зависть[45], из-за которой розовый румянец на вашем лице сменяется зеленой бледностью. Позеленеть от страха[46].
Рвота и слизь.
Под зеленоватым небом материализовались гоблины, пришедшие из научной фантастики. Мекон [47] и склизкие маленькие зеленые человечки с Марса, сеющие раздоры в свете похожей на зеленый сыр луны. Они завидуют и угрожают нам, людям. Но стойте! Веселый зеленый великан [48] и его друг дракон спешат на помощь. Почему драконы зеленые? Почему кому-то везет, а кому-то – нет? Вел ли свою родословную убитый святым Георгием дракон от хладнокровных змей или, может быть, даже от динозавров… которых мы почему-то считаем зелеными, хотя они вполне могли быть розовыми, пурпурными или желтыми.
Мышьяковый зеленый – самый ядовитый цвет. Наполеон умер от отравления мышьяком, который выделяли разлагающиеся от сырости зеленые обои в его тюрьме на острове Святой Елены. Он мог бы повторить вслед за Уайльдом, одним из последних замечаний которого было: «Я веду со своими обоями войну не на жизнь, а на смерть. Кто-то из нас должен уйти». А может быть, дягиль, добавленный в его рисовый пудинг, был отравлен или что-то подмешали в его мятную настойку? Я думаю, дело было в отравленной зеленой сливе-венгерке. Фрукт, открытый сэром Уильямом как-там-его в 1725 году. Удар милосердия часто наносили через еду. Кашица из зеленого горошка окрашивала яд зеленым… Глоток зеленого чая для утонченных натур… Глаза выкатываются от ужаса при виде смертоносной тарелки шпината… Смотрите, убийца одет в зеленое платье, приносящее несчастье! Он закалывает вас под зеленым светом жаркой звезды, пока веселые феи танцуют в волшебном кругу. И вот уже вы лежите в канаве подобно гангренозному Христу Матиаса Грюневальда – гнилостный запах смерти в ваших ноздрях.
Одна зеленая бутылка на стене стояла, вдруг одна бутылка со стены упала…
«Совенок и кошечка по морю плывут в ярко-зеленой лодке»[49]. Представьте, что они были дальтониками и не различали красный и зеленый… Зеленое солнце садится за полем зеленых маков – может, именно туда направлялись кошечка и совенок? А может, они плыли в Мекку, в духовный зеленый, и вернулись в зеленых тюрбанах, которые носили те, кто совершил паломничество. Воспоминания о Шехеразаде, танцующей в изумрудных декорациях Бакста.
Мои 1960-е были зелеными. Я открыл для себя банки с зеленым аэрозолем, таким же ярким, как трава, этот аэрозоль был новинкой. Я разбрызгивал его на огромных полотнах и делил пространство вертикалями, нарисованными бронзовым цветом, который я смешивал сам… «Пейзаж с бронзовыми столбами». Художники всегда экспериментируют, иногда это приводит к ужасным последствиям. Битум, который использовал Джошуа Рейнолдс для своих портретов, делал их призрачно-серыми. Некоторые краски поблекли, как умерла ярь-медянка на венецианских картинах, и фиолетовый на них превратился в белый. Почерневший красный. Теперь уже кажется, что так и было задумано. А другие цвета, такие как голубой ляпис, которым венецианцы рисовали перспективу, кричат на вас с горизонта, и небеса, когда-то пребывавшие в гармонии, почти выпадают из рамы. Именно это заставило Караваджо сказать: «Голубой – это яд».
Самый стойкий зеленый пигмент – это тереверда, зеленая земля. Самый ненадежный – ярь-медянка, окрасившая всю венецианскую живопись в коричневый цвет. Цвета со временем сбегают, оставляя нас в вечной осени.
Хромовая зелень и зеленый перманент – недавние изобретения. Опасная изумрудная зелень больше не производится. Грунт на многих картинах эпохи Возрождения – зеленый, а он поглощает розовый, поэтому лицо Мадонны Мазаччо призрачного зеленоватого оттенка. Она держит маленького крепыша-мессию на колене, а он тем временем пытается схватить гроздь пурпурного винограда. Она сидит на епископском мраморном троне, из-за которого выглядывает нарисованный в перспективе ангел. Это самая материнская Мадонна из всех. Что значит – материнская? Возможно, практичная? Вы допускаете, что она вполне может разозлиться на свое дитя и дать ему подзатыльник. Она не похожа на одну из парижских моделей Рафаэля или Боттичелли, скорее уж на простую девчонку с зеленым лицом, снимающуюся с голой грудью для бульварных газет, которая вынуждена трудиться еще и на другой работе. Несмотря на плохое обращение, ее сын может вырасти вполне здоровым. И пусть ее муж Иосиф совсем не его отец и его нет на этой картине. Это неполная семья, которая противоречит недостижимому идеалу? Которому так безуспешно подражали Баттенберги, понадобилась королева, чтобы разрушить семейную жизнь.
Я так никогда и не увидел медного дельфийского возничего – статуи, которую я считал самой прекрасной в мире. Когда мне было восемнадцать, я путешествовал с друзьями автостопом, и мы остановились в паре миль от горной дороги. В темноте мы услышали журчание воды под мостом и решили разбить лагерь. Мы были на ногах с раннего утра, уставшие и грязные, и у нас не было денег на гостиницу или хотя бы на молодежное общежитие. Мы свалились в нескольких ярдах от дороги и мгновенно заснули.
Когда рассвело, мы увидели, что находимся в расселине в горах. Там росли смоковницы, омываемые кристально-чистым родником, бьющим из камня. Мы сняли с себя грязную одежду и выстирали ее, а затем развесили сушиться на ветках. А около семи к нам явился довольно злобный посетитель, который что-то сказал на непонятном языке, а затем ушел с очень недовольным видом. Через полчаса тишину нарушили два полицейских фургона, из которых с криками выскочило около дюжины полицейских. Мы были очень смущены, потому что не понимали ни слова из того, что они говорили. Они в ярости пинали наши рюкзаки, затем побросали нашу одежду в пыль и начали ее топтать. Мы чувствовали себя совсем беззащитными, в одних плавках.
Дэвид, который залезал на скалу, чтобы получше рассмотреть двух орлов, паривших над нами в восходящих потоках воздуха, вдруг свалился со своего насеста, но ржавая колючая проволока внизу остановила его падение и спасла от серьезных увечий, а возможно, и смерти. Он лежал без сознания весь в крови, опутанный проволокой. Атмосфера изменилась, нас погрузили в один из фургонов и под рев полицейских сирен доставили в госпиталь в Амфиссе. Напоследок нам сказали никогда не возвращаться в Дельфы.
Мы пробыли в Амфиссе несколько дней, пока Дэвид не вылечился, его раны алели от йода. Мы узнали, что совершили святотатство. Мы купались в источнике Аполлона, там, где Пифия говорила с оракулом.
Я всегда считал,
