Я посинел от страха[86].
Врач в больнице Святого Варфоломея подумал, что мог бы определить повреждения моей сетчатки – зрачки, расширенные белладонной – ужасная голубая вспышка от лампы.
Посмотрите налево
Посмотрите вниз
Посмотрите наверх
Посмотрите направо.
Голубые вспышки в моих глазах.
Звенит синяя бутылка
Праздные дни
Небесно-голубая бабочка
Порхает над васильком
Запуталась в тепле
безучастного синего каления
Напеваю блюз
Тихо и спокойно
Синева в моем сердце
Синева в моих снах
Медленная голубая любовь
Дельфиниумных дней.
Синева – это универсальная любовь, в которой купается человек, – это рай на земле.
Я иду по берегу под завывающий шторм
Вот и еще один год проходит
В ревущих водах
Я слышу голоса мертвых друзей
Любовь это жизнь что длится вечно.
Мое сердце помнит вас
Дэвид. Говард. Грэм. Терри. Пол…
Но что, если эта самая ночь
Последняя ночь нашего мира?
В закатном солнце любовь увядает
Умирает под лунным светом
Меня подводит
Трижды ее петух отрицает
Криком в первых лучах рассвета.
Посмотрите налево
Посмотрите вниз
Посмотрите наверх
Посмотрите направо.
Вспышка фотоаппарата.
Яркая, как атомный взрыв.
Фотографии.
Цитомегаловирус – зеленая луна, затем мир окрашивается маджентой.
Моя сетчатка
Далекая планета
Красный Марс
Из Комиксов для мальчиков
С желтой инфекцией
Пузырящейся в уголке.
Я сказал: это похоже на планету
А доктор говорит: «О, я думаю,
Это похоже на пиццу».
Самое худшее в болезни – неопределенность.
Я проигрывал этот сценарий взад и вперед, каждый час каждого дня последние шесть лет.
Голубой выходит за рамки формальной географии человеческих границ.
Раздвигаю жалюзи дома
Х. Б. вернулся из Ньюкасла
Но вышел – стиральная
Машина грохочет вдалеке
Холодильник размораживается
Его любимые звуки.
Мне предложили на выбор: либо остаться в больнице, либо приезжать туда дважды в день, чтобы лежать под капельницей. Мое зрение уже никогда не вернется.
Сетчатка разрушена, хотя то, что останется от моего зрения после того, как кровотечение остановится, возможно, и улучшится. Я должен смириться с мыслью о слепоте.
Если я потеряю половину зрения, уменьшится ли моя способность видеть вдвое?
Вирус свирепствует. У меня не осталось сейчас друзей, кто бы не умер или не умирал. Он поймал их, как голубой иней. На работе, в кино, во время маршей, на морских берегах. В церквях на коленях, бегущих, летящих в тишине или же выкрикивающих протесты.
Все начиналось с испарины ночью и распухших желез. Затем на их лицах появлялись меланомы – поскольку им стало трудно дышать, туберкулез и пневмония повредили их легкие, а токсины – мозг. Рефлексы нарушались – пот лился сквозь их спутанные, как лианы в тропическом лесу, волосы. Голоса сжимались – и затем терялись навеки. Моя ручка бежала вслед за их историей по странице, но сбилась с пути под натиском бури.
Кровь сопереживания – голубая.
Я посвящаю себя
Поискам ее совершеннейшего выражения.
Ночью я вижу немного хуже.
Х. Б. предлагает мне свою кровь.
Говорит, она убьет все, что угодно.
Капельница с ганцикловиром
Выводит трели, как канарейка.
Меня сопровождает тень, в которой появляется и исчезает Х. Б.
Я утратил периферийное зрение правого глаза.
Я протягиваю руки перед собой и медленно развожу их в стороны. В какой-то момент они исчезают из поля моего зрения. Когда-то я видел столько. Теперь же, если я повторю это движение, я вижу всего лишь столько.
Мне не выиграть битву против вируса – несмотря на все эти лозунги «Живи со СПИДом». Вирус хорошо приспособился – мы должны жить со СПИДом, в то время как натягивается покрывало над мотыльками Итаки поперек винноцветного моря.
От этого усиливается понимание, но что-то теряется. Чувство реальности утонуло в этом театре.
Думая о слепоте, становясь слепым.
В больнице тихо, как в могиле. Медсестра сражается с моей правой рукой, пытаясь найти на ней вену. Мы сдаемся после пяти попыток. Вы бы упали в обморок, если бы вам воткнули иголку в руку? Я привык – но все еще закрываю глаза.
Гаутама Будда учит, чтобы я бежал от болезни. Но его не подключали к капельнице.
Рок – нет ничего сильнее
Рок Роковой Фатальный
Я сдаю свою партию року
Слепому року
Жало капельницы
Шишка выступила на руке
Падает капля
Удар тока пронзает руку.
Как мне уйти, если я подключен к капельнице?
Как мне сбежать от нее?
Я наполняю эту комнату эхом множества голосов
Тех, кто бывал здесь когда-то
Голоса отделяются от давно высохшей синей краски
Солнце приходит и заливает пустую комнату
Я называю ее своей комнатой
Много раз лето приходило в мою комнату
В ней звучали смех и слезы
Может ли она наполниться твоим смехом
Каждое слово как солнечный луч
Скользящий в свете
Это – песня Моей Комнаты.
Синева потягивается, зевает и пробуждается.
Сегодня утром в газете была фотография беженцев, покидающих Боснию. Кажется, что они из другого времени. Крестьянки в шарфах и черных платьях словно сошли со страниц старой Европы. Одна из них потеряла троих детей.
Молния сверкает за окном больницы – в дверях стоит пожилая женщина, ждет, пока прояснится. Я спрашиваю, могу ли ее подвезти. Я поймал такси. «Можете подкинуть меня до станции Холборн?» По дороге она начинает рыдать. Она приехала из Эдинбурга. Ее сын лежит здесь в больнице – у него менингит, и парализовало ноги. Я беспомощен, как потоки слез. Я не могу ее видеть. Только звук ее рыданий.
Можно знать как устроен мир
Даже не выехав за границу
Даже не выглянув в окно
Можно понять пути провидения
Чем дальше заходишь
Тем меньше знаешь.
Среди столпотворения образов
Я дарю тебе универсальную Синеву
Синева – в душу открытая дверь
Бесконечная возможность
Становящаяся реальностью.
И вот я снова в приемной. Приемная – это ад на земле. Здесь вы осознаёте, что не принадлежите себе, в ожидании, пока назовут ваше имя: 712213. Здесь у вас нет имени, конфиденциальность безымянна. Где же 666? Я сижу напротив него/нее? Может, 666 – это та сумасшедшая женщина, что переключает каналы на телевизоре.
Что же я действительно вижу
За вратами своего сознания
Активисты, ворвавшиеся на воскресную службу
В соборе
Легендарный царь Иван поносящий
Патриарха московского
Луноликий отрок, что плюет и не переставая
крестится – как только преклоняет колени
Захлопнутся врата жемчужные
Вопреки праведности.
Сумасшедшая женщина обсуждает иглы – здесь всегда говорят об иглах. У нее глубокая морщина на шее.
Как нас воспринимают другие, если они вообще должны нас воспринимать? По большей части мы невидимы.
Если бы Двери Восприятия были чисты, все предстало бы таким, как оно есть[87].
Собака лает, караван идет.
Марко Поло случайно находит Голубую гору.
Марко Поло останавливается и садится на трон из ляписа у реки Оксус, ему прислуживают потомки Александра Великого. Караван приближается, голубые полотнища трепещут на ветру. Голубые люди из заморских стран – ультрамариновые [88] – пришли за ляписом с золотыми прожилками.
Дорога в город Aqua Vitae защищена лабиринтом, построенным из кристаллов и зеркал, в котором вас буквально ослепляет солнечный свет. Каждое из ваших предательств отражается и усиливается в этих зеркалах и доводит вас до безумия.
Синева входит в лабиринт. Все посетители должны сохранять абсолютную тишину, чтобы их присутствие не потревожило поэтов, управляющих раскопками. Раскопки можно проводить только в самые тихие дни, потому что дождь и ветер разрушают находки.
Археология звука была усовершенствована совсем недавно,
