– Буду с нетерпением ждать, при условии, что не будет боя на палках! – пошутил я.
Как мы и договорились. Квин ждала меня во дворе. На ней было узкое фиолетовое платье с маленькими черными кожаными пуговицами спереди. Длинные рукава доходили почти до кончиков больших пальцев. Внезапно я вспомнил, что именно в этом платье она была в наш первый совместный поход в Колесо. Оно ей очень шло. Я нисколько не сомневался, что Квин – самая красивая девушка во всем Мидгарде.
Она не стала убирать волосы назад. Как и в тот вечер, они были распущены по плечам и слева были гораздо короче, чем справа. Ее шрам блестел в свете полной луны. Я также заметил, что она не стала подкрашивать губы.
– Мы идем в Колесо? – с улыбкой спросил я.
– Куда же еще мы можем пойти? – И, больше не сказав ни слова, она решительно зашагала по городским улицам.
Войдя в Колесо, мы направились по длинному коридору, который я запомнил еще в прошлый приход сюда. Квин провела меня мимо первого бара, того, куда женщины не допускались, даже не посмотрев в его сторону.
Вскоре мы оказались во втором баре, где в тот раз Квин купила и выпила два бокала красного вина. Помнится, я тогда не оправдал ее надежд. Я вспомнил ее слова: «Я ожидала увидеть забавного парня, который рискнет сделать жизнь в этом унылом месте чуть интересней. Так вот – мальчишки, которые придерживаются правил, скучны!»
Бар был точно таким, каким я его помнил – без окон, низкий потолок, как в подвале, скудное освещение. Но на этот раз здесь было тихо. Никто не танцевал. Никаких барабанов, никто не прыгал со столов. Было несколько парочек, которые сидели, держась за руки.
– Я закажу напитки, – сказала Квин и шагнула к барной стойке прежде, чем я успел возразить.
К моему удивлению, она вернулась с двумя стаканами воды со льдом.
– Ты сегодня не пьешь вино? – удивился я.
– Мне нужно быть в форме, – улыбнулась она. – Ведь я тренируюсь!
– Тренируешься? Для чего?
– Чтобы выступать на Арене 13, для чего же еще, – ответила Квин и отпила из стакана.
Я промолчал. Если я напомню ей, что женщинам нельзя там выступать, она разозлится. Так что я придержал язык и стал мелкими глотками пить воду. Она была холодной и вкусной.
– Это непременно случится, – сказала она, перехватив мой взгляд. – В следующем году я буду там выступать.
– Очень надеюсь, что так будет, Квин, – улыбнулся я. – Знаю, тебе хочется этого больше всего на свете.
– Больше всего на свете? Ты удивишься, когда услышишь, чего я хочу больше всего на свете. У Ады есть идея, как сделать так, чтобы я участвовала в поединках. Мы придумали план. Когда мы уничтожим Хоба, все изменится. Вот увидишь, все станет по-другому! Старый порядок рухнет, и Дирекция Колеса будет вынуждена прислушаться к Аде. И вот тогда… – Квин не договорила и тряхнула головой: – Вижу, ты меня не слушаешь.
– Нет-нет, Квин, говори, я слушаю тебя. Что это за план?
– Потерпи – и сам все увидишь. Женщины в этом городе скоро получат право голоса.
Мы оба умолкли. Квин явно сердилась на меня, хотя моей вины в этом не было. Она просто бьется лбом в стену. Ее мечта так и останется мечтой. Это, конечно, несправедливо – она отлично двигается на пару с Тримом.
Я попытался сменить тему разговора.
– Сегодня ты не накрасила губы, – сказал я. – Я никогда не видел тебя по вечерам с ненакрашенными губами.
– Не хочу испачкать помадой твой воротник, – ответила она. – Если отец увидит, ему это не понравится. Есть вещи, о которых лучше знать лишь нам двоим.
С этим словами Квин перегнулась через стол и поцеловала меня в губы.
Мы шли домой по ночным улицам держась за руки. Чувства, которые я пытался спрятать глубоко-глубоко, вырвались на свободу. Это было похоже на сон. Я словно парил над землей. Но было и кое-что, о чем я все-таки счел нужным спросить.
– А как же Джон? У вас с ним точно все? – Я вспомнил, как они шли, прижимаясь друг к другу, когда мы отправились протестовать в Общину.
– Почему ты все портишь? – сердито бросила Квин.
– Ничего я не порчу. Я просто спросил.
– Послушай, будь я все еще с Джоном, разве сейчас я бы держала тебя за руку? Я же сказала тебе в конце прошлого сезона, что между мной и Джоном ничего нет. Мы вместе организовали протест, только и всего. Сейчас я с тобой, Лейф! Если ты этого хочешь.
– Я этого хочу, – подтвердил я.
Когда мы через боковую дверь вошли в дом, нас ждал сюрприз. Сложив на груди руки, там стоял Тайрон. От его хмурого взгляда мне стало не по себе.
– Отправляйся спать, Квин, – холодно сказал он. – Поговорим с тобой утром.
Сначала я решил, что она заупрямится, но Квин лишь кивнула и, не обернувшись на меня, поднялась по лестнице наверх.
– Я знаю, что моя дочь питает к тебе слабость… эта дурацкая искорка в ее глазах говорит сама за себя. Но ты не обольщайся насчет своей смазливой физиономии – это лишь потому, что ты дрался с ней на палках и победил ее, – сказал Тайрон. – Потому, что ты относишься к ней как к равной, а не как к кукле с красивым личиком. Но запомни мои слова: вы с ней останетесь лишь добрыми друзьями!
Я почувствовал, что багровею от ярости. Слова слетели с моего языка прежде, чем я понял, что их не следовало произносить:
– Чем же я не хорош для вашей дочери? Тем, что я наполовину гентхай?
Тайрон бросил на меня злющий взгляд, но ответил спокойно – верный признак того, что он едва сдерживает ярость:
– Это никак не связано с тем, что ты гентхай. Я не расист, и ты ошибаешься, если думаешь иначе. Но ты не годишься в мужья, потому что наверняка умрешь молодым. В тебе живет жажда смерти, и это касается Хоба. Ты будешь только рад погибнуть на арене, лишь бы ему отомстить.
– Во мне нет жажды смерти, – возразил я. – Разве вы сами не считаете, что мне по силам убить Хоба? Разве вы сами не верите в мою победу? Тогда к чему все эти приготовления, все эти тренировки? Неужели это пустая трата времени?
– Думаю, что у тебя есть шанс на победу, когда ты будешь сражаться позади лака, но я не уверен в том, что случится дальше. Многое может пойти не так, как мы рассчитываем. Я согласился с планом Ады, но уже начинаю склоняться к тому, что мой план был все-таки лучше.
