Бабы судачили за веретеном разное: о том, что окаянный Мал совсем из ума выжил, один только и не ведает, что народ не хочет платить дань чужакам. А сын Мала подался в прислужники варягам и сделался воеводой в их войске, стал свиреп к своим собственным собратьям и метит в правители древлян не как наследник рода, а как посадник и проводник чужеземной власти. И будет Добрыня собирать дань со своих, а сносить добро своему сыну будет его отец, чьи руки по локоть в древлянской крови. А Малуша, дочь Мала, так же ретиво выслуживается перед новыми хозяевами, из страха забыв свободолюбивый нрав своего племени и девичью гордость. По словам осведомленных обо всем прядильщиц, устроена Малуша ключницей у супруги главного обидчика древлян – беса Игоря. Того, что изрубил беззащитных древлянских отроков у стен Коростеня и посадил их головы на кол для устрашения, показывая удаль и свирепость перед своей дружиной.
«Если не показать строптивость, не положиться на сильных мужей, а довериться трусливому роду Мала, усохнут земли древлян и сотрется из памяти имя горделивого племени. И превратится народ в безропотное стадо у своих иноземных пастухов, а Мал-собака будет в злобе лаять, обирая всех до нитки на Полюдье…»
Стекались недовольные с древлянских городищ. Мужи сносили руду для кузни Горыне. Бил его молот и день, и ночь, выковывая мечи, боевые ожерелья и наконечники. Закипела жизнь в Полесье. Появилась надежда на спасение у древлян. Даже водяную мельницу выстроили у той самой плотины бобров и сносили туда зерно для жернова, чтобы был достаток в лесном братстве во всем без исключения. Поставили и новые лесные капища. Жрецы, ненавидящие Мала, их освятили, так же как благословили давеча киевские, и потребовали жертвоприношений. Домаслав отказал, заявив, что больше не прольется зря древлянская кровь.
Древляне плели кольчуги и клепали щиты. Мастерили ладьи-однодревки и ставили сосновые мачты.
…Мал отвернулся, когда повозка привезла к городским воротам обезглавленные трупы его наемников, отправленных киевским вассалом в лес за Домаславом и Горыней.
Бывший вождь один осознавал, что все это могло означать. Своей смерти отвергнутый правитель не боялся. Он боялся лишь за своих детей да за этих подлых людишек, которые больше не считали его авторитетом. Мал хоть и ходил как чумной, но все еще продолжал считать своими чадами отвернувшийся от него народ, чувствовал перед Коростенем свою ответственность.
Он, в последнее время опустившийся, более ничего не мог предпринять, смирившись со своей участью и ожидая ужасной развязки. Предвоенная эйфория, овладевшая городищами по обе стороны Ужа, не трогала его. Он не верил в победу, но он и не мог предотвратить неминуемую погибель. Время дипломатии закончилось. Когда кузнец заносит свой молот, металл меняет форму, превращаясь в клинок. Куда пойдет народ, туда пойдет и Мал, даже если глупые люди заведут его прямиком на плаху.
Глава 17. Осада
Паникой воспользовались фанатики и мародеры. В дома спафариев и ипатов сначала врывались сторонники Фотия, они избивали придворных до полусмерти. Когда же адепты смещенного патриарха удалялись, творя под благовидным предлогом свои беззакония, их сменяли оголтелые мародеры, которым не было никакого дела до теологических споров и государственных интриг. Злодеев интересовали исключительно номисмы, неважно какого сплава и с чьим императорским изображением, или живность – цесарки, куры, фазаны, любая животина, которую можно было прихватить с собой.
После того как был затоптан избитый префект, кто-то из толпы, блуждающей от одного богатого дома патрикия к другому, призвал разграбить императорскую сокровищницу. Сотня разгоряченных безнаказанностью разбойников двинулась ко дворцу.
Стратиг приказал подавить беспорядки воинам императорской тагмы, невзирая на то, будут ли среди злодеев служители культа или нет.
Перед дворцом выстроились легионеры и преградили бесчинствующим путь. Мародеры налетели на стройный ряд щитов, после чего друнгарий пехоты приказал второму ряду колоть нападающих копьями. Полегло много нарушителей спокойствия. Но подавление беспорядков принесло немедленные результаты.
Толпа потихоньку рассеялась, очаги бесчинств вмиг сократились, вспыхивая лишь на окраинах. Стратиг сосредоточился на своих обязанностях по обороне Константинополя от армии грозного неприятеля. Николай уже понял, что перед стенами может появиться не сборище разрозненных племен, а хорошо дисциплинированная армия, с которой придется сразиться, используя весь арсенал оборонительных средств и всю византийскую хитрость.
Прежде всего нужно было обеспечить надежную защиту укреплений. Оставшихся в столице войск явно не хватало на весь периметр. Поэтому стратиг взял на себя смелость обратиться к крупным землевладельцам-архонтам, чтобы они в связи с нависшей над империей смертельной опасностью предоставили под общее командование своих букеллариев – личных дружинников. Под страхом смерти за невыполнение просьбы стратига-автократора высшие чиновники и землевладельцы безоговорочно пошли на уступки, приказав личной охране подчиниться Николаю.
На ипподроме под зов рога собралось димное ополчение, формирующее тагмы легковооруженной пехоты по цветам возничих. Их количество было немалым, но боевая мощь ничтожной. Поэтому за стены города были отправлены вестовые. Они, используя тайные тропы, пока город еще не был полностью окружен русами, могли пробраться к федератам – кочевым поселенцам, которые охраняли границы империи на севере. Кочевники-федераты могли помочь легкой конницей с умелыми лучниками.
Враг уже начал высадку у мощных стен Константинополя со стороны Мраморного моря, у главных ворот в город семи холмов. Это было самое защищенное место, находящееся вдалеке от дворца и сокровищницы. Пока русы будут пытаться пробить брешь у золотой арки, у защитников будет время дождаться подмоги.
Морской бой продолжался, но цепь с обоих берегов уже была натянута, перекрыв русскому флоту вход в Золотой Рог. Друнгарий флота Варда блестяще справился со своей задачей, пав героической смертью. Флагманская триера, атакованная десятью ладьями русов, без командира была обречена. Русы, потеряв большое количество воинов при абордаже, применили к трехпалубной махине выходящие за все рамки известной византийцам тактики боя приемы.
Они зашли к триере с правого борта и начали рубить брешь топорами. Вырубив проем в деревянной обшивке корабля, бесстрашные варяги лезли на палубу через дыру, внушая ужас отчаянно сопротивлявшимся грекам. Вскоре они овладели флагманским судном и сбросили с мачты красный флаг с желтым перекрестьем и вензелем василевса.
Захват оставшихся судов греков оказался вопросом нескольких часов. Силы в проливе были неравны. Несмотря на то, что моряки потопили и сожгли десять ладей русов, бой на море завершился гибелью эскадры Варды, а ее полный разгром означал начало самого страшного этапа сражения – осады.
– Что делать, дядя? Они перекрыли залив цепью. Ладьи застряли у входа. А со стороны моря исполинские башни и баллист не счесть. Они осыпают огнем и камнями! С ходу не взять этот
