Подошел. Поприветствовал, вблизи рассматривая лицо знакомца.
– Здравы будьте, люди добрые!
Испытал удивление от того, что двое остальных так и не повернулись к нему, промолчав, не ответили на приветствие. Зато тот, кто призывно махал рукой, откликнулся, все еще лыбясь:
– Здрав будь, добрый человек!
Смотри-ка жест и тот знаком. Видел где-то, а вспомнить не может. Странно! Память что ли отшибло? Старость? Вида, что сомневается в чем-то, не подал, лишь спросил:
– Мыслю, знакомы с тобой. Только припомнить не получается, кто ты?
Улыбка на лице человека кривится сарказмом.
– Не узнал? Ха-ха! Как же? Ведь я это ты.
– Не понял.
– Что непонятного? Иди вон хоть в речное отражение вглядись.
Обернулся еще один из троих сидельцев. Лицо серьезное, но как две капли воды, похожее на улыбчивого.
– И я это ты. Признаешь ли?
– И я тоже! – поворачиваясь, обозвался третий.
Дурдом на сваях! Ну и что это может быть? Колдовство? Только зачем? Кому это нужно? Окинул мельком округу, вдруг еще желающие быть ним, где-то под боком прячутся. Рука непроизвольно нашарила рукоять сабли. Спросил, понимая что весь этот спектакль добром кончиться не может:
– Ну и дальше что?
– Дальше? – улыбчивый охотно шел на словесный контакт. – Дальше, ты бы нам упростил положение, если бы вот сейчас пошел к реке и сам утопился. Поверь, возиться не очень хочется. Твой малец, который от тебя в город шел, ох и повеселил нас перед смертью. Как там его звали?
Спросил обернувшись к своим подельникам.
– Свиром. – Подсказала одна из двух колдовских сущностей. – Потешный мальчуган был! Ха-ха! Пока не потонул.
С-суки! Что ж это делается? Пацан-то тут при чем? Настроение Лиходеева упало ниже плинтуса, при этом он сам стал улыбаться этим трем скотам, создавшим проблему на пустом месте. С ним так часто бывало. Чем хуже на душе, тем улыбчивей на лице.
– Ребя-ята, давайте жить дружно! Ну, на фига нам конфликтовать, если вы, это я?
– Так ведь по-иному не получится. Сами-то мы добряки, только сущность у нас такая. Смотри сам.
Улыбчивый показал пальцем на сидевшего крайним.
– Вон тот ты, который угрюмый, по какой бы дороге ты ни пошел, ни поехал, наведет на тебя татей. Поверь, он мастер. Если даже ограбить и убить хотеть не будут, что верится с трудом, все едино попрутся убивать. Ха-ха!
Угрюмый кивнул, поражая схожестью лица с лицом Егора.
– Вот этот ты… О-о-о! Он натравит на тебя тайные службы любого княжества. Прилюдно убьет кого или ограбит. Даже не сомневайся в его способностях. Нет-нет, не своими руками. Тут мы пасуем, но вот… А, ладно! Ну и наконец я, который ты. Ха-ха! Ополчу на тебя твоих же друзей. Правда, весело?
Лиходеев придвинулся поближе.
– Ну и как ты разыщешь моих друзей?
– Это просто. Залезу к тебе в голову и прочитаю мысли, а дальше решу с кого начать, к кому первому придти. Задумка нравится?
Егор метнул дареную чакру в ненавистное лицо улыбчивого. Дисковый снаряд, несущий смерть, сорвавшись с кисти, пролетел сквозь голову улыбчивого, не ощущая преграды и не чиня вред, врезался в осиновый ствол, там и застрял.
– Ха-ха! А я ведь считал тебя умным. Ладно. Топиться, я так понимаю не будешь, поэтому дальше тянуть и мы не будем. Что там у тебя в голове? Посмотрим, кого ты там любишь.
Улыбчивый блаженно прикрыл глаза. Голова Егора взорвалась болью. Прикрыв ладонями виски, он сложился пополам, словно загнанный волк извергнув из себя вой.
– В-во-у-у-у!
Через потухающее сознание прорвался старческий голос, не раз слышимый ним в критические моменты безысходности.
– Ой, ты Свет, Белсвет, коего краше нет. Ты по небу Дажьбогово коло красно солнышко прокати, от, онука Дажьбожего Егора, напрасну гибель отведи: во доме, во поле, во стезе-дороге, во морской глубине, во речной быстроте, на горной высоте бысть ему здраву по твоей, Дажьбоже, доброте. Завяжи, закажи, Велесе, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, чернецу и чернице, упырю и упырице на Егора зла не мыслить! От красной девицы, от черной вдовицы, от русоволосого и черноволосого, от рыжего, от косого, от одноглазого и разноглазого и от всякой нежити! Гой!
Уже в средине наговора боль отступив, пропала. Лихой открыв глаза, лежа в траве наблюдал за корчами весельчака. Корежило того не по-детски, а под конец раздуло. П-пуф-ф! Разнесся звук по округе, словно в ошметки лопнул мыльный пузырь гигантского размера. На оставшихся двух нежитей произошедшее с их подельником, произвело впечатление.
– Минус один! – поднимаясь на ноги, довольным голосом произнес Лиходеев. – Ну! Кто еще хочет попробовать комиссарского тела?
Две колдовские нежити не стали дожидаться чего-то непонятного со стороны смертного, прозаично исчезли, оставив Лихого одного.
Времени прошло много. После того, как колдовская братия в одночасье слиняла, еще долго стоял в раздумье, анализировал всевозможное развитие событий. Конечно жаль парня. Погиб на пустом месте, только за одно то, что свел знакомство с Лихим, и за желание помочь вписаться в реалии жизни. И чего ожидать от двух отморозков, имевших возможность выдавать себя за него? Потом стронувшись с места, размеренно быстрым шагом пошел в сторону города.
Когда солнце зашло за кроны деревьев, а сумерки легли на реку и полосу луга, точно осознал, что к закрытию ворот не успеет. Ночевать под стеной или в обугленном от недавнего пожара посаде охоты совсем не было. Чтоб не привлекать ночных двуногих к свету костра, вдруг такие объявятся, как обещал улыбчивый, раздвинув ветви терновника, отделявшие луг от леса, просочился через них. Сам лес, как живое существо, встретил его нейтрально, как встречают попутчика в поезде. Видеть видишь, а знакомиться не торопишься. Сильно вглубь не полез, выбрал место с ополицей, захватывающей просторную дугу за стеной терновой шторы. Расположился, даже сапоги снял, сетуя на то, что сполоснуться к реке не пройдешь даже в полураздетом виде. Поцарапаешься о колючки. Сапоги с онучами отложил в сторонку, чтоб не нарушали эстетику лесного воздуха, костерок развел. Темень египетская, солнце-то село. Развязав лямки изделия РД, исполненными местными умельцами,
