Теперь, похоже, мне предстояло отправиться на учебу, как только я обустроюсь дома. От маминых новостей у меня в животе образовались бабочки размером с драконов.
Я хотела еще порасспрашивать Джейкоба, но не хотела, чтобы он понял, что я волнуюсь. Они оба и так уже достаточно надо мной кудахтали, словно боялись, что я могу слететь с катушек в любой момент. Не хотелось бы давать им лишний повод для беспокойства. За последние недели стало очевидно, что папе трудно находиться рядом со мной. Вслух об этом не говорили, но каждая совместная трапеза казалась более натянутой, чем предыдущая.
Наконец три дня назад он бросил этот глупый спектакль и с тех пор не появлялся. Похоже, маме и Джейкобу труднее было смириться с этим, чем мне. Я понимала, наверное, лучше них: папе было со мной неловко. Мама и Джейкоб продолжали придумывать для него отговорки. Когда брат приехал один, захватив на ужин очередную пиццу, они вдвоем изо всех сил пытались заверить меня, что папа задержался на работе, но я прочитала досаду в глазах Джейкоба. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но мама помотала головой, а потом широко улыбнулась мне. Я могла бы сказать им, что это неважно. Может, у меня и проблемы по части приспособления к жизни во внешнем мире, но я не тупая. Им не надо было прятать от меня правду.
– Я бы не переживал, сестренка. Школа – это ерунда, – заметил Джейкоб во время рекламной паузы.
– А я и не переживаю, – соврала я.
– Вот и хорошо. Ты без проблем впишешься. Все мои друзья ждут не дождутся, когда познакомятся с тобой. Даже твоя старая подруга, Эмбер, разыскала меня сегодня за обедом и спрашивала о тебе.
Я так резко вскинула голову на его слова, что он испугался. Эмбер? Я правильно расслышала? Эмбер не была моей подругой. Она была подругой Мии. Если верить доктору Маршалл, она была плодом моего воображения.
– Эмбер? – переспросила я, вцепившись в край кровати.
– Вы с ней играли, когда были маленькими. Ее семья переехала на нашу улицу за два месяца до твоего похищения. Вы двое были неразлучны, – пояснила мама.
Я не могла поверить. Эмбер была частью моего мира.
* * *– Как тебе сегодня спалось? – спросила на следующее утро доктор Маршалл, когда мы встретились на очередном сеансе. Она полезла в портфель за блокнотом.
– Хорошо, – соврала я, подбирая под себя ноги.
Она подняла взгляд от портфеля.
– Мия? – это был не столько вопрос, сколько мягкий упрек. Мы обе поняли, что я соврала. За три недели ежедневных сеансов она узнала меня лучше, чем кто бы то ни было.
Я поддела заусенец на большом пальце. Все кутикулы были сухими и растрескались до крови. Но, несмотря на боль, я не могла их не трогать.
– Я скучаю по своим снам, – тихо призналась я.
– Твоим снам о Мие?
Я кивнула.
Она строчила в блокноте.
– Ты теперь лучше помнишь эти сны?
Я пожала плечами. Слишком трудно объяснить. Мия так долго была частью моей жизни. Я никогда не задавалась вопросом, почему я ее вижу. А следовало бы. Доктор Маршалл могла сколько угодно сыпать медицинским жаргоном на тему самозащиты мозга, но как я могла создать нечто, чего вообще не существовало? Эта концепция по-прежнему не укладывалась у меня в голове.
– Лучшая подруга Мии реальна. Она была моей подружкой до того, как Джуди… ну, вы знаете… – мой голос затих.
Она кивнула.
Я раздраженно вздохнула.
– В этом есть смысл. Разумеется, тебе хотелось сохранить нечто знакомое в своих средствах эвакуации. Отдать ее Мие было почти подарком.
– Они с Мией очень дружили, – промямлила я, не заботясь, насколько безумно это звучит.
– Не сомневаюсь. Я рада, что она была там ради тебя.
Я открыла рот, чтобы возразить, что она была там не ради меня, но ведь Эмбер была там именно ради этого. Трудно было разобраться во всей этой путанице. В груди зародилось знакомое трепыхание паники. Я почувствовала, как учащается пульс и становятся влажными ладони.
– А как поживает твой друг Стрелок? – спросила доктор Маршалл, меняя тему.
Это она умела. Она словно инстинктивно знала, как сильно можно надавить, прежде чем отступить, и в последнее время Стрелок стал ее любимой палочкой-выручалочкой.
Я сделала глубокий вдох, стараясь унять нервы и безумное трепыхание в груди. Дотянулась до стакана и сделала глоток. Пить не хотелось, но мне требовался буфер, пока я переключаю передачи.
Доктор Маршалл терпеливо ждала. Она никогда меня не торопила. Мы обе понимали, что мне нужна лишь минутка.
– Он хороший, – ответила я наконец, совладав с наступающей панической атакой.
– Он по-прежнему знакомит тебя с новыми вещами? – спросила она, глядя на айфон у меня на коленях, преподнесенный мамой в день нашего знакомства со Стрелком.
Туда уже загрузили больше трех сотен песен, которые Джейкоб распределил на так называемые плейлисты, хотя я, к его веселью, называла их кассетами. Мы со Стрелком часами переслушивали все песни, выбирая любимые. Вкусы Стрелка отличались от моих. Ему нравились песни погромче, находящие отклик во всем теле. Я предпочитала более лиричные композиции, которые рассказывали свою историю. Мы оба согласились, что ни одному из нас не нравится попса. Стрелок считал, что она звучит одинаково. А по мне, поп-музыка была просто слишком жизнерадостной.
В продолжение рассказа о Стрелке на лице моем то и дело возникала непрошеная дурацкая улыбка.
– Вчера он заставил меня попробовать суши, – сказала я, сморщив нос.
Доктор Маршалл вопросительно посмотрела на меня, а потом задала следующий вопрос:
– Я так понимаю, тебе не понравилось?
Вопрос был логичный, но у меня возникло отчетливое ощущение, что она хотела спросить меня о чем-то другом. Назовите это интуицией. Возможно, по ее мнению, мне рановато было так сближаться с парнем.
– Меня едва не стошнило. – Я не поверила ему, когда Стрелок сказал, что люди
