– Упс… – Я густо покраснела, благодарная, что он не может видеть десять разных оттенков красного на моем лице.
Он похлопал меня по руке.
– Вот это мне нравится. Наконец-то ты заговорила как нормальный подросток.
– А как я обычно говорю?
Он ответил без колебаний:
– Как взрослый, на чьих плечах бремя всего мира. И именно тогда мне удается тебя разговорить. У тебя красивый голос. Мне радостно слышать, как он полнится таким счастьем.
Щеки у меня снова вспыхнули, но по иной причине. Он сказал, что у меня красивый голос. А я даже не знала, что это такое.
Стрелок провел меня через эскалатор, и мы направились к указателю на лестницу.
– Э, а куда мы идем? – наконец додумалась спросить я, когда он попросил меня помочь с тяжелой дверью. От моего внимания не ускользнуло, что неделю назад мне пришлось бы с ней повозиться.
Переставляя ноги по ступенькам, он крепче стиснул мою руку. Я держалась за перила на случай, если он споткнется.
– Это сюрприз.
Я улыбнулась. Сюрпризы мне нравились.
Мы одолели два пролета, причем Стрелок на удивление запыхался больше меня. Я обхватила его за предплечье, помогая преодолеть оставшийся пролет. Меня подмывало нарушить пакт и спросить его, почему он в больнице, но я удержалась. В процессе знакомства мы решили, что не будем задавать трудных вопросов. Он не расспрашивал о моем прошлом, а я не спрашивала, почему он здесь оказался. За последнюю неделю я заметила, что становлюсь явно сильнее, тогда как здоровье Стрелка, похоже, приходило в упадок. Я лишь надеялась, что он сам решит рассказать мне правду.
Добравшись до последней ступеньки, мы наткнулись и на указатель, гласивший «ВЫХОД НА КРЫШУ». Стрелок быстро пришел в себя и подтолкнул меня к двери. Не зная, чего ожидать, я толкнула дверь плечом – и мгновенно ослепла от сияющего солнца. Щурясь в ярком свете, я осторожно провела через дверь Стрелка.
Через несколько минут глаза привыкли, и как только это случилось, я невольно преисполнилась благоговения перед открывшимся видом. Я медленно поворачивалась кругом, пытаясь вобрать взглядом всё. Мы со Стрелком несколько раз выбирались посидеть на скамейке, где впервые встретились. Мы называли ее «нашим местом». Проблема заключалась в том, что со всех сторон ее окружали высокие здания, деревья и парковки. Однако здесь на крыше была только ширь. Больница возвышалась над окрестными зданиями, и ничто не загораживало вид на многие мили во всех направлениях.
Раскинув руки, я застыла посреди крыши. Ветер здесь был сильнее, чем на земле. Он развевал мои волосы, хлестал ими по лицу, тянул и дергал тело. Я запрокинула голову, чтобы солнце пропитало мое лицо своими яркими лучами. Вот она, свобода. Жаль, нельзя законсервировать это чувство. Я бы носила его с собой всегда.
Стрелок сделал это за меня. Он каким-то образом догадался показать мне мир, не делая ни шагу наружу. Это была моя возможность примерить жизнь на себя, прежде чем я буду вынуждена нырнуть в нее. Он преподнес мне лучший подарок.
23
Возле двери обнаружились два складных стула и маленький термопакет. Внутри пакета лежала пара банок колы и две «ризки». Я не спрашивала, как ему удалось это провернуть. Стрелок умел делать так, чтобы другие помогали ему без вопросов. Он позаботился даже о бинокле, чтобы я могла разглядеть дома за много миль от нас. Мы оставались на крыше, пока солнце не склонилось к закату.
– Спасибо тебе за все это, – тепло сказала я. При этих словах Стрелок повернул лицо ко мне. – Ты сделал эти последние пару недель замечательными, – признала я. – Благодаря тебе я почти не чувствую себя уродом. – Слова выходили из меня толчками.
Стрелок театрально вздохнул.
– Что ж, это было нелегко, но, если я намерен составить достойную конкуренцию Матери Терезе, надо быть добрым ко всем.
– Даже к уродам, – добавила я.
Он скатал обертку от своей конфеты в шарик и запустил в меня. Даже будучи лишенным зрения, он ухитрялся попадать точно в цель, и шарик отскочил от моей головы.
– Не хами. Называть моего друга уродом грубо. Кроме того, это я должен тебя благодарить. Разделить все твои начинания было потрясающе. Ты заставила меня почувствовать себя зрячим.
– Это ты меня хамкой назвал? – Я швырнула в него свою обертку от конфеты. По иронии судьбы, промахнулась на милю.
Он дерзко улыбнулся.
– Я называю вещи своими именами. Ты не урод, Мия. – Он сжал мою ладонь. – Ты этого не знаешь, но я был несколько зол на этот мир, когда меня заставили снова заселиться в этот роскошный санаторий. Но тут появилась ты и дала возможность сосредоточиться на важном. Ты заставила меня вспомнить вещь, о которой я позабыл.
От его слов сердце у меня запнулось. Так близко к теме, почему он здесь, мы еще не подбирались.
– И что же это? – спросила я.
Он переплел пальцы с моими, большим поглаживая тыльную сторону моей ладони.
– Благодарность. Перестать проклинать судьбу и быть благодарным за все, что мне дано. Я был так зол на выпавший мне расклад – и тут встретил тебя. Робкую Мию, не уверенную даже, как ее зовут. Мию, выстоявшую в борьбе, какая большинству людей и не снилась.
От его заявления мне сделалось не по себе. Я попыталась убрать руку, мне не нравилось направление разговора. Стрелок крепко сжал мою ладонь на мгновение и отпустил.
– Не убегай, Мия. Я всю неделю ждал, чтобы сказать тебе это. Ты намного сильнее, чем сама думаешь. Я знаю, ты так не считаешь. Я буквально чувствую исходящую от тебя неуверенность в себе. В мире, полном людей, рыдающих над самыми незначительными, банальными вещами, существуешь ты. Тебе не надо рассказывать мне о своем прошлом. Эта малая толика личного пространства принадлежит тебе по праву. Однако я хочу, чтобы ты знала, что я считаю тебя самым храбрым человеком из всех, кого знаю, и ты помогла мне больше, чем я когда-либо смогу помочь тебе.
Я открыла рот, чтобы возразить. Он спятил. Он столько сделал для меня за последнюю неделю. Как он не понимает?
Не успела я произнести и слова, как он продолжил:
– Мия, правда заключается в том, что у меня в голове засела препаскуднейшая опухоль. Много лет я держал ее в узде, но теперь она решила попытаться взять верх. Раньше мне было так страшно. Я ломал комедию, притворяясь храбрым. Держать жизнерадостный фасад было легче, чем носить свой страх как значок. Меня до ужаса пугала жизнь после смерти или отсутствие оной. Любой вариант. Но теперь я не боюсь умирать. И эту смелость подарила мне ты.
Его слова были как нож в сердце. Я даже взглянула себе на грудь, ожидая увидеть хлещущий из нее алый фонтан. Моя рана была скрыта глубоко
