К её удивлению, Роулс сказал совсем не то, на что она рассчитывала.
— Алексей, вы уверены, что на видео он? — спросил он, обращаясь к Гению.
Гений кивнул.
— В таком случае, — Роулс задумчиво почесал бровь, — я считаю необходимым прояснить позицию комитета по данному вопросу. Мы никогда не занимались и впредь не будем заниматься помощью лицам, совершившим тяжёлые уголовные преступления, тем более если эти преступления привели к последствиям такого характера, как в данном случае.
До этого момента Джил была уверена, что её уже ничем не удивить в этот безумный день.
— То есть вы хотите сказать, что не будете требовать его выдачи? Но ведь это было одним из главных требований с вашей стороны.
— Вы всё верно поняли. Мы не обладали всей полнотой информации. Мы отзываем своё требование.
Это слегка удивило даже Гения, но на повестке дня стоял гораздо более важный вопрос, невнимание к которому он считал абсолютно непонятным. Он вмешался в разговор.
— Какова ваша позиция в отношении нашей войны с Четвёртым сектором? — спросил он.
Джил посмотрела на него так, как будто он только что признался в массовых убийствах. Ах да, постойте, именно это он и сделал. Переводчик осторожно поинтересовался, уверен ли он в своих словах.
— Да даже если они не знают, всё равно узнают, — Гений пожал плечами. — Переводите.
Джил закрыла лицо ладонью. Роулс, как показалось Гению, едва заметно улыбнулся, но тут же ответил ему совершенно серьёзно:
— Мы знаем, что это была агрессия с их стороны. Мы не выступим с осуждением действий Третьего сектора.
Всё это было настолько нереальным, что абсолютно выбило из колеи и Гения, и Джил. Они уставились друг на друга.
— Вы точно всё правильно перевели? — на всякий случай уточнила Джил у советника. — Попросите его переформулировать.
— Я поясню, — любезно согласился Роулс. — Единственное, к чему у нас есть претензия, — это применение оружия типа I-2 в ходе военных действий. Но в ходе срочного совещания с участием почти всего основного состава комитета мы пришли к следующему выводу: применение этого типа оружия в сотни раз сократило количество жертв по сравнению с обычными военными действиями такого масштаба. Мы по-прежнему осуждаем любое применение I-2, но пока не будем концентрироваться на этом моменте с учётом того, что вы приняли решение добровольно отказаться от оружия. Ваше решение в силе?
— Да, — только и смог ответить Гений.
Повисло молчание, которое Роулс решился прервать лишь тогда, когда стало совершенно ясно: на этом комментарий Гения закончился.
— Я очень надеюсь, что мы сможем выстроить долгосрочные отношения с Вами, так же, как мы выстроили их с Вашим предшественником, — произнёс он всё с таким же невозмутимым видом.
Джил встала, Гений посмотрел на неё и тоже поднялся со своего места. Вслед за ними встал Роулс. Он пожал руку им обоим, что было хитро с его стороны, но Джил уже поняла: он вообще ни во что её не ставит, это лишь лицемерная вежливость.
— Будем на связи, — сказал Гений и немедленно вышел из комнаты.
Джил вызвалась проводить Роулса в здание, отведённое комитетским сотрудникам, где его уже дожидались остальные эксперты и члены комитета.
День был ещё более беспощаден к Гению, чем утро. Он практически добежал до опустевшего отдела. Надо было решать вопрос с сотрудниками, но гораздо больше его интересовала текущая ситуация с А-17. Он, не подумав ни об обеде, ни об отдыхе, ни даже об Эмри, уставился сразу в три экрана, стоявших на столе.
Но это не особенно ему помогло. Тогда он сел в первое попавшееся ему кресло и подключил свою внешнюю память к основной системе, выпав из жизни до самого вечера.
Он очнулся только тогда, когда уже окончательно стемнело, и то лишь потому, что ему ужасно хотелось есть.
Управлять всем в одиночестве было ещё более тяжело, чем постоянно трястись над тем, как бы кто-нибудь не сделал что-нибудь не то. Но выбора не осталось: Гений совершенно не мог понять, кому доверять. С учётом того, что его оставили в неведении прошлой ночью, он был склонен не доверять всем и сразу.
Но мгновение спустя, после того, как Гений вышел из отдела и направился в сторону гастрономического квартала корпорации, он вспомнил: Эмри.
Он вернулся к системе, чтобы проверить, где она. И даже слегка удивился, обнаружив Эмри в её собственной спальне, куда он и помчался со всех ног.
Оказавшись дома, Гений постучал в закрытую дверь комнаты, но ответа не получил.
— Эмри, — тихо позвал он, но было всё так же тихо. Он отодвинул дверь и вошёл внутрь.
Сначала ему показалось, что в комнате никого нет. Кровать была заправлена и пуста. Все вещи, похоже, лежали на своих обычных местах.
Он включил ночник, чтобы убедиться, что Эмри здесь нет. И в тот момент, когда бледный свет разлился по комнате, он, наконец, заметил её: она сидела на полу в дальнем углу от входа.
Гений подошёл ближе, и она подняла на него глаза: красные заплаканные глаза. Это до такой степени поразило Гения, что он остановился и с минуту простоял неподвижно, не решаясь к ней подойти. Он никогда не видел, чтобы Эмри плакала. Никогда, даже в ситуации смертельной опасности, она не проявляла подобной слабости, и ему в голову не приходила ни одна причина, по которой это могло происходить теперь.
Но стоять так было слишком странно. Гений сделал ещё один шаг ей навстречу, намереваясь сесть на пол рядом с ней, но Эмри сама внезапно сорвалась с места и, не вставая, обняла руками его ноги.
Это было так неловко, что он долго не мог понять, что ему делать, и поэтому не двигался с места.
— Я умоляю тебя: прости меня. Умоляю, — она захлебнулась в рыданиях, продолжая повторять «умоляю».
Это оказалось ещё более неловко, но Гений смог решить, что ему делать: он сел на кровать, так что голова Эмри, не пожелавшей его отпускать, легла ему на колени.
— Помоги мне, пожалуйста, я умоляю тебя, — успела сказать она, прежде чем её речь вновь прервалась рыданиями.
Он по-прежнему молчал и гладил её мокрые от слёз волосы.
— Я не понимаю… что происходит… во что я оказалась втянута? — бессвязно продолжила она. — Мне больше не у кого просить.
«Я тоже не понимаю, что происходит», — хотел было сказать Гений, но вовремя подумал о том, что он, наверно, не слишком хорош в утешениях.
XVI
— Хочешь поужинать? — спросила Эмри, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Она по-прежнему сидела на полу, положив голову на ставшие мокрыми от её слёз колени Гения.
Он был уже не так уверен в том, что голоден, настолько его сбило с толку то, что с ней происходило. У него появилось страшное чувство: как будто тот хрупкий иллюзорный мир, который он боялся разрушить, случайно посмотрев не туда или узнав что-то не то, несмотря на все его старания, раскололся. Эмри, ещё вчера такая спокойная и уравновешенная, плакала, и это был конец всему воображаемому им счастью.
Но вместе с тем было во всём этом и какое-то подлинное ощущение, которое он никак не мог понять до конца. Эмри чуть ли не впервые за всю его жизнь казалась ему маленькой и беззащитной, и это было непривычно: прежде он ощущал лишь собственную уязвимость перед ней, а теперь они как будто впервые оказались в равном положении.
— Подожди, — сказал он, заведя короткую прядь волос, закрывавших лицо, ей за ухо, — сначала расскажи мне, что случилось. Я должен знать.
Эмри наконец перестала всхлипывать. Она встала, так ничего и не сказав ему, и Гений тоже встал вслед за ней. Поправляя измявшуюся одежду, она привела его в гостиную, где на столе
