Рофокаль нависал над ней, и его крылья пламенели, словно солнце, даже в лунном свете.
– Но хоть что-то он должен был сказать.
– Он сказал, что пришел издалека и что это случилось по ошибке.
– По ошибке? – переспросил Рофокаль. Гранатовые озера его глаз казались непроницаемыми. – Мог ли Эль совершить еще одну ошибку?
– Ты думаешь, их послал твой Эль?
– А кто ж еще? Они явно не здешние. Они могут быть такой же угрозой для нас, как и серафимы. Серафимы, по крайней мере, тщательно следят за тем, чтобы ни на кого не влиять и ничего не менять.
– Ты думаешь, молодые великаны станут что-то менять?
– Кто знает? И ты не сумела ничего из него вытянуть?
Ямочка на подбородке Тиглы сделалась глубже.
– Во всяком случае, на этот раз он пошел со мной.
– Верно. Ты его поцеловала?
Тигла кивнула:
– На вкус он такой юный! Юный, как утро.
– Ему понравилось?
– Понравилось. Но потом он отстранился. Дай мне время, Рофокаль! Ведь в этот раз он согласился пойти со мной!
Рофокаль одним быстрым изящным движением опустился на колени, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Тебе следует поторопиться, моя маленькая Тигла.
– Почему? К чему спешить?
Рофокаль вытер лоб тыльной стороной руки:
– Наши силы отчасти убывают. Мы не можем больше сказать… Но Ною что-то известно. Его сыновья женились в неслыханно юном возрасте и очень поспешно. Ной все еще говорит с Единым, от которого я отвернулся. Возможно, еще одной сотни лет не будет.
– Но почему ты хотел, чтобы я… искушала его?
– А разве благодаря этому он не оказался бы в твоей – и моей – власти? – Нефилим привлек девушку к себе. – Как бы ни увлекся тобою юный великан, ты по-прежнему принадлежишь мне.
– Ты дашь мне ребенка?
Нефилим раскинул крылья, и Тиглу словно бы окутало огненное облако.
– Скоро.
– Скоро, – сказала Оливема. – Скоро. Тужься, Махла, тужься сильнее.
– Скоро, – успокаивающе повторила Иалит. – Скоро он выйдет.
Матреда промолчала.
Махла, лежавшая навзничь на груде шкур, закричала. Она судорожно зашарила вокруг себя. Матреда взяла ее за руки, и Махла тут же вцепилась в них.
– Как все долго тянется, – прошептала Иалит. – Сколько еще она сможет выдержать?
– Вставай! – приказала Махле Матреда.
– Я не могу! Не могу! – взвыла Махла. – Ох, скорее бы, скорее бы…
– Вставай, – повторила Махла. – Садись на корточки.
– Я уже садилась! Но потом я слишком устала и больше не могла…
– Ты достаточно отдохнула, – отрезала Матреда. – Помогите ей встать, – велела она Иалит и Оливеме.
Девушкам пришлось пустить в ход всю свою силу, чтобы поднять сопротивляющуюся Махлу со шкур.
– На корточки, – велела Матреда. – Тужься. Ну же! Давай!
– Луна садится, – сказала Иалит.
Оливема взглянула на Матреду:
– Моя мать прошла через это. И она все еще жива.
– Да, милая, – отозвалась Матреда. – Спасибо тебе.
Оливема впервые признала во всеуслышание, что происходит от нефилимов, и Матреда благодарно сжала ее плечо.
Луна села. Солнце встало. В маленьком домике из белой глины было душно. Четыре женщины истекали потом. Волосы Махлы промокли так, словно она окунула голову в кувшин с водой. Глаза ее от боли сделались огромными. Она стонала, кричала, визжала. Иногда, в перерывах между схватками, она от усталости забывалась сном, приоткрыв рот, но новый приступ боли будил ее.
Солнце медленно ползло по небу.
– На корточки, – распорядилась Матреда. – Тебе надо снова сесть.
Три ночи и три дня. На корточках, лежа, исходя криком.
Она умрет, подумала Иалит. Ребенок не может выйти.
– Скоро. – Оливема продолжала успокаивать измученную Махлу. – Он скоро родится. Тужься. Сильнее.
От беспокойства голос Матреды сделался резким.
– Трудись, Махла, трудись! Мы не можем родить этого ребенка за тебя! Трудись! Тужься!
На четвертую ночь встала луна.
– Тужься! – скомандовала Матреда.
Махла издала протяжный, хриплый стон – он был ужаснее ее криков.
– Давай! Давай же!
Махла стонала так, словно ее разрывали на части.
– Давай!
И наконец Матреда протянула руки к лону Махлы, чтобы помочь извлечь ребенка из ее тела. Голова младенца была такая большая, что Иалит слышала, как плоть Махлы рвется при ее продвижении. Матреда встряхнула младенца, шлепнула по попке, воздух хлынул в его легкие, и новорожденный завопил.
Когда Сэнди ушел с Тиглой, Деннис пошел к дедушке Ламеху, потому что тревожился о нем. Он подошел к лежащему старику.
– Сын?
– Это Деннис, дедушка.
Старческая рука нашарила его руку. Деннис сжал дедушкину руку в своих. Она была холодная, такая холодная!
– Что я могу для вас сделать, дедушка?
Старик умиротворенно улыбнулся:
– Эль сказал.
Деннис ждал.
Казалось, что старик пытается вдохнуть поглубже, чтобы ему хватило воздуха сказать все, что он хочет сказать. Наконец он произнес:
– Не все погибнет. О, День, сын мой, Эль сжалился! Когда ты был в огороде, Эль говорил со мной здесь, в шатре. Я никогда прежде не слышал его здесь. О, сын мой, Деннис, сын мой, сын мой, Ной спасется! Ной и его семья. Эль сказал.
– От чего спасется, дедушка Ламех?
– А?
– От чего они спасутся?
Старческие пальцы в руке Денниса дрожали.
– Эль сказал о больших водах. Этого я не понял. Но не важно. Главное – что мой сын спасется! – Пальцы сжали руку Денниса. – Но ты, сын мой? Что будет с тобой? Я не знаю…
– Я тоже не знаю, дедушка. – Деннис стал растирать руку старика и растирал, пока та немного не потеплела.
Угиэль смотрел на ребенка, лежащего на груди у Махлы. Молодая мать выглядела бледной и измученной, но сияла от счастья.
Три женщины, трудившиеся вместе с Махлой, совсем выбились из сил. У Оливемы под глазами появились синяки, а лицо сделалось пепельно-бледным. Это она каким-то чудом остановила хлещущую кровь, вместе с которой едва не утекла жизнь Махлы. Это она благополучно извлекла послед. Руки ее были в крови: она держала разорванную плоть Махлы, пока ручеек крови не иссяк и опасность не миновала.
Угиэль не обращал ни малейшего внимания ни на кого. Он смотрел лишь на своего ребенка. Малыш родился с густыми волосами, черными, как у Махлы. Нефилим повернул ребенка и провел пальцем по плавным очертаниям лопаток.
– Я доволен, – сказал он.
– Еще бы тебе не быть довольным! – вспылила Матреда. – Он чуть не убил ее! И таки убил бы, если бы не Оливема!
Она отвернулась от Угиэля и стала кормить Махлу супчиком, который прислала Элишива для подкрепления сил.
– Идите домой, – велела она Иалит и Оливеме. – Идите поешьте чего-нибудь и отдохните. С Махлой побуду я. А потом подойдет Элишива.
Оливема, даже не глянув в сторону Угиэля, посмотрела на мать и ребенка:
– Следующие несколько дней ей нужен будет уход. Обязательно позови меня, если кровотечение откроется снова.
– Обязательно, – пообещала Матреда.
Угиэль склонился над Махлой и коснулся длинным пальцем век ребенка, потом его носика.
– Я доволен, – повторил нефилим.
Оливема с Иалит сидели в большом шатре, а Элишива кормила их чечевичной похлебкой.
– Ему было наплевать, жива она или нет, – сказала Оливема, – главное, что ребенка она родила.
Иалит поднесла миску поближе ко рту.
– Ты вправду так считаешь?
– Ты что, не слышала его? «Почему она никак
