– Бран, Бран… – пробормотала Зилла. – Рыцарь в сияющих доспехах, который так храбро вступил в кавалерию, чтобы спасти страну и освободить рабов… – Она взглянула на кольцо у себя на пальце. – Он попросил меня вернуть ему кольцо. Сказал, чтобы освободить меня.
Мэттью протянул к ней руку – и отдернул.
– Время нужно не только Брану, но и мне, – сказала Зилла. – Когда он подарил мне это кольцо, я пообещала, что буду ждать его возвращения, что бы ни случилось, и я сдержу свое слово. Что нам сделать, чтобы вытащить его из уныния?
Мэттью до боли хотелось коснуться ее светлой кожи, погладить ее по волосам, черным как ночь и таким же прекрасным. Он положил руку на теплый камень.
– Я пытался подбить его вместе прогуляться верхом. Я не ездил с тех пор, как он ушел на войну.
– И?
– Он сказал, это слишком опасно.
– Для тебя? Или для него?
– Вот и я его так спросил. А он лишь сказал: «Оставь меня в покое. У меня нога болит». А я: «Ты мне никогда не позволял такого говорить, когда у меня болели ноги и спина». А он посмотрел на меня и сказал: «Я тогда не понимал, что такое боль». А я ему: «А по-моему, тогда ты понимал это лучше, чем сейчас». И мы перестали разговаривать, потому что ни до чего не договорились и он не открылся ни на дюйм и не подпустил меня к себе.
– Отец говорит, что боль в ноге уже должна быть терпимой и проблема не в физической ране.
– Вот именно. Нам надо как-то расшевелить его. И, Зилла, случилось кое-что еще, о чем мне надо с тобой поговорить. Вчера, когда я надеялся уговорить Брана взять меня покататься, я заехал на конюшню посмотреть свое седло, и когда я открыл дверь конюшни, там были Джек и… и…
– Гвен?
– Как ты угадала?
– Я заметила, как он посматривает на нее. А она на него.
– Они не просто переглядывались. Они целовались.
– Дочь торговца и наемный работник… Твои родители этого не одобрят. А ты сам?
– Зилла, меня в Джеке О’Кифе беспокоит совсем не это. Он большой и сильный и презирает меня – и все, в чем имеется физическое несовершенство. Я видел, как он убил бездомного щенка – швырнул о стену амбара.
Зилла спрятала лицо в ладонях:
– Мэтт! Хватит!
– Я думаю, именно его необычайная жизненная сила привлекла Гвен. Я полный калека, Бран – наполовину, по крайней мере сейчас. А Джек – сама жизнь. Она не замечает жестокости за широкой улыбкой и громким смехом.
– Что ты собираешься с этим делать?
– Ничего. Пока что. У мамы с папой и так довольно хлопот, они переживают из-за нас с Браном. А если я предупрежу Гвен, она подумает, что я просто завидую Джеку, потому что он столько всего может делать. Я попытаюсь поговорить с Браном, но сомневаюсь, что он станет слушать.
– Милый Мэтт! Как меня утешает, что мы с тобой можем вот так вот поговорить. – В голосе ее было сострадание, но не жалость, которую не выносил Мэтт. – Мой верный и добрый друг.
Однажды вечером, после ужина, когда мужчины засиделись за портвейном, мистер Мэддокс взглянул на Брана сквозь рубиновую жидкость в своем бокале.
– Мэттью и Зилла хотели бы, чтобы ты на этой неделе присоединился к ним на уроках валлийского.
– Не сейчас, папа.
– Не сейчас, не сейчас – ты только это и твердишь последние три месяца. Уилл Лаукай говорит, что твоя рана уже зажила, так что нечего притворяться.
Мэттью попытался отвлечь отца:
– Мне сегодня сказали, что Гвен с ее высокими скулами больше похожа на индианку, чем на валлийку.
Мистер Мэддокс налил себе еще портвейна и накрыл пробкой хрустальный графин.
– Твоя мать не любит, когда напоминают, что во мне есть индейская кровь, хоть это и было несколько поколений назад. У Лаукаев она тоже имеется, через наших общих предков, Брендона Лаукая и Маддока из народа Ветра, их дети переженились между собой. Маддока назвали так из-за синих глаз валлийца Мадога – впрочем, мне нет нужды повторять эту историю.
– Правильно, – согласился Бран.
– А мне она очень нравится. – Мэттью глотнул вина.
– Ты у нас романтик, – сказал Бран. – Прибереги эту историю для своих сочинений.
– Как часто указывала твоя мать, – натянуто произнес мистер Мэддокс, – черные волосы и синие глаза куда более распространены среди потомков валлийцев, чем среди индейцев, и мы, несомненно, валлийцы. И мы трудолюбивы. – Он многозначительно посмотрел на Брана.
Тем же вечером, позднее, Мэттью въехал в комнату Брана. Его близнец стоял у окна, отодвинув бархатную занавеску, и смотрел через лужайку на деревья. Он развернулся к Мэттью и рявкнул:
– Уходи!
– Нет, Бран. Я велел тебе уйти, когда мне было плохо, а ты не уходил. Теперь не уйду я. – Мэттью подъехал поближе к брату. – Гвен влюблена в Джека О’Кифа.
– Неудивительно. Джек – красивый зверюга.
– Он неподходящая пара для Гвен.
– Потому что он наш наемный работник? Не будь таким снобом.
– Нет. Потому что он, как ты верно заметил, зверюга.
– Гвен может о себе позаботиться. И всегда могла. Кроме того, папа будет категорически против.
Повисло глухое молчание, которое нарушил Мэттью:
– Не вычеркивай Зиллу из своей жизни.
– Это единственное, что я могу сделать для нее. Освободить.
– Она не хочет быть свободной. Она любит тебя.
Бран подошел к кровати с высоким дубовым основанием и рухнул на нее:
– Я разлюбил всех и вся. Разлюбил жизнь.
– Почему?
– Ты меня еще спрашиваешь?
– Спрашиваю. Ты же не говоришь.
– Ты всегда все знаешь и без этого.
– Знал бы, если бы ты от меня не закрылся.
Бран помотал головой:
– Хоть ты меня не доставай, брат. Хватит и отца.
Мэттью подъехал к кровати:
– Ты же знаешь папу.
– Я не больше твоего гожусь в торговцы. Папину деловую хватку унаследовала Гвен. Но у меня нет талантов вроде твоего, чтобы предложить папе альтернативу. И он всегда считал, что именно я унаследую семейное дело. А я не хочу. И никогда не хотел.
– Что же теперь? – спросил Мэттью.
– Точно не знаю. Единственное, что хорошего сделала для меня война, так это укрепила меня в любви к путешествиям. Я люблю приключения – но не люблю убивать. Но похоже, одно без другого редко бывает.
С самого возвращения Бран еще не говорил с братом так откровенно, и Мэттью почувствовал надежду.
Мэттью сидел в солнечном углу маленькой гостиной и писал.
Там его и отыскал Бран:
– Брат, ты мне нужен.
– К твоим услугам, – сказал Мэттью.
Бран уселся верхом на позолоченный стул и оперся о спинку:
– Мэтт, все совсем не такое, как я думал. Я пошел на войну, воображая себя Галахадом, стремясь освободить людей от нестерпимых уз рабства. Но все оказалось не так просто. Война велась за другие, куда менее высокие цели, и никого не волновали
