для нас кладовой семейства Пачини, а я, утренний Рыцарь, шёл к месту поклонения — к Собору Святого Петра.

Бюсты офицеров-гарибальдийцев на высоких чёрных столбах, среди них русский (кажется, Голицын), дом с колоннами в псевдоримском стиле, построенный Муссолини, агавы, растения с глянцевитыми листьями. Холодно.

Появлялся внизу в просветах деревьев великолепный Собор, тот, за вклад в постройку которого выдавали индульгенции и против постройки которого взорвался в 1517-м Лютер, и Собор постепенно приближался, как и та площадь, которую Вы все видите, когда народу в окне показывается Папа Римский.

В вестибюле справа от входа, белая, как аспирин, находилась Пьета Микеланджело. Неестественно длинное тело Христа на коленях у девы Марии. На белом мраморе были явственно видны шрамы, склейки. Это была зима с 1974-го на 1975-й, псих австралийский геолог изуродовал Пьету молотком в 1972 году.

Тонкий красный луч защищал Пьету от новых психов. К ней нельзя было подойти ближе луча.

Я останавливался на некоторое время и медитировал и, не заходя внутрь собора, удалялся.

Пьета 1498–1499 г.

Такой у меня был ритуал.

В то же самое время открыли для посетителей Сикстинскую капеллу. Были ещё кое-где реставрационные леса, но группами нас запускали, туристов, и мы хрустели шеями, лицезрея вверху фрески «Страшный суд» опять Микеланджело.

Италия в ту зиму кипела. Происходили ежедневно шествия с красными знамёнами, воняло слезоточивым газом, происходили стычки с полицией, звучала «Бандьера Росса». И только туристы благоговейно задирали головы в Сикстинской капелле на фрески Микеланджело. Туда, где творец тянет свой палец к пальцу человека.

В Сикстинской капелле пахло штукатуркой.

Одна из его вершин (я уже упомянул) — это статуя юноши Давида. В Пушкинском музее есть гипсовая копия. Её от стыда (что копия) выставляют на лестничную площадку, где воняет гипсом. Гипс это не мрамор, гипс — брат глины.

Микеланджело знаменит ещё статуей Моисея. Моисей у Микеланджело — с рогами. И держит книгу. Вот я не помню, почему с рогами, но этого Моисея — помню.

Микеланджело правильно оперировал Великими. Через сотни лет после него неглупый русин Андрей Варгола (Энди Уорхол) также стал оперировать великими — его раскрашенные фотоснимки Мао Тзэ Тунга или Мэрилин Монро заставили растрескаться современный нам мир. Правильная ставка.

А! Я вспомнил, почему рога. Дело в неправильном переводе. Следовало перевести как «лучи», но переводчики того времени переводили как «рога». Потому Микеланджело сделал Моисея с рогами. Ещё у Моисея, держащего книгу-скрижали, выпучены и напряжены вены на руках. Скрижали ведь каменные.

Рубенс

Однажды в порту Антверпен, убивая время перед долженствующей состояться литературной конференцией, я наугад с широкой артерии МЭИР свернул в первую попавшуюся боковую улочку. Ею оказалась узкая ЭИКЭНСТРААТ. Она привела меня к храму Синт-Джакоб.

Я догадался, что это церковь Святого Якова. На табличке «пришитой к стене, очевидно сообщающей прохожим историю храма, я обнаружил фамилию Рубенс». В храме было потрясающе холодно. Сделан он был из глобальных каких-то хтонических чёрно-серых гранитных шершавых плит.

Плиты под ногами несли на себе схематические изображения многорукой, многоногой, держащей в руках многие косы Смерти. Неласково выглядел храм Святого Якова.

«Он изображал пышных, полнотелых женщин не только потому, что они лучше отражали идеалы его времени, а ещё потому, что тело с роскошной плотью, с его складками, выпуклостями и изгибами ему было куда интереснее рисовать. (…) Женщины у Рубенса, как говорили, кажутся созданными из молока и крови», — заявляет решительно сайт Рубенс. ру.

Рубенс. ру не побывал в церкви Святого Якова в Антверпене. Если бы побывал, то мгновенно сообразил бы, что в дико холодном, более того, промозглом Антверпене можно было согреться и спастись только с такими женщинами.

Вот как я там побывал, цитирую самого себя, ранний рассказ «Чужой в незнакомом городе».

«…я обнаружил фамилию Рубенс. Очевидно художник каким-либо образом принадлежал к истории церкви Святого Якова. Сдвинув всем телом тяжёлую дверь, я оказался в предхрамии, а сдвинув вторую тяжёлую дверь, в одном из крыльев храма. Седовласый священнослужитель в белой робе с капюшоном на спине беседовал с двумя господами, и может быть даже выше, — джентльменами. Группа верующих ожидала чего-то на стульях. В таком высоком храме хорошо летать, но, обыкновенно, летать в храмах некому. Птиц нет, а люди летать никогда не научились. Может быть, рассевшиеся на стульях ждут инструктора, дабы робко, парами, держась за руку инструктора учиться подниматься под купол?

Церковь св. Иакова

Высокий храм Святого Якова с большим основанием следовало бы посвятить Богу Льда и Горного Каменного Холода, нежели заставлять служить местом культа южного бога из горячей полупустынной страны, где кровь и песок одинаковой температуры. (Христос был всегда потный и горячий, и двигался в горячих стихиях, Эдвард…) Замёрзшие скульптуры, замёрзшие картины, оледеневшие на века стены и колонны и пол. (Чтобы выжить в таком храме, Эдвард, необходимо выпивать несколько литров горячего вина ежедневно и, ежечасно выбегая за кулисы, съедать чашку кипящей похлёбки с бараниной. И много раз в день совокупляться с жирными рубенсовскими женщинами…) Обойдя весь каменный Рефрижератор, я его не одобрил. Реалистически удачным символом северного христианства показалась мне лишь белая, на чёрном камне, многорукая, и многоногая, и многокосая, как Шива, Смерть. Смерть была высечена на плите пола, под которой покоился прах местного богатого человека по имени Фабрициус, покинувшего этот мир в 1606 году. Я позволил себе продолжительное время всмотреться в Смерть, с которой и мне в своё время придется познакомиться. Не от ужаса ли перед рефрижераторной белой Смертью Рубенс создавал своих горячих, животастых и сисястых дам — отличные передвижные обогреватели-прошлых неразвитых эпох?»

Алтарь св. Иакова

Что хотелось бы отметить по поводу Питера Пауля Рубенса. Он прожил не так уж много, я сейчас старше его на десять лет по возрасту. Родился он в 1577 году, а умер в 1640-м, то есть прожил 63 года.

Возле Рубенса я бы отметил двух, нет, трёх достойных упоминания человек. Его отец, Ян Рубенс, адвокат, был

Вы читаете Мои живописцы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату