— Ах ты тварь! — завопил он. — Я же сгною тебя и твоего отпрыска.
— Недоносок. Только и можешь поднимать руку на женщину. Я бы посмотрела, как бы ты справился со своим одногодкой. Сомневаюсь, что ты вёл бы себя так же уверенно.
Стас задумался, пытаясь выдавить из себя какой-либо стоящий ответ, никак не приходивший в голову, но нож во внутреннем кармане принёс идею. Достав его, он подошёл к пленникам.
— Ты, ведь, Давид. Верно? — остановился он в шаге от парня. — Может, напомнить тебе, кто здесь главный?
Давид с опаской поглядел на нож, лезвие которого касалось шеи, немного царапая, но сохранил спокойствие, тогда как матери не хватало самообладания.
— Не трогай сына! — закричала она.
— Я не трогаю, — прошептал он, подойдя ближе. Губы Стаса уже практически доставали до щеки Давида. — Тебе ведь нравится это, не так ли? Я прав?
— Сдохни, — выпалил юноша и пнул его головой, сломав нос. Отбежав к противоположной стене и обратив внимание на текущую кровь, капающую прямо на ладонь, державшую нож, Стас разъярённо фыркнул на Давида и в доли секунды, острое лезвие пронзило его. Был слышен лишь громкий женский крик и недоумение раненного. Он поглядел, как из него вынули холодное оружие, покрытое бордовой жидкостью.
— Сынок, — завопила мать, пытаясь понять, что с сыном, продолжившим стоять в оцепенении без какого-либо движения. — Только не это!
— Как это я так промазал, — немного огорчился Стас, заметив лишь повреждение кожи правого бока. — А я думал, больше не увижу тебя дышащим. Видимо, не судьба, — отвернулся он, вытирая платком остриё кухонного ножа.
— Давид, мальчик мой! Как ты?
Давид так перепугался, что не сразу осознал произошедшее. Лишь через несколько мгновений он, наконец, понял, почувствовав ноющую боль, старательно и мужественно терпевшую, не причиняя большего вреда для непростого состояния матери.
— Всё нормально, мама. Он промахнулся, — солгал юноша.
— Но кровь! — не верила женщина, видевшая ранение сына.
— Хватит, — закрыл тему Давид, искоса поглядев на Стаса.
— Не волнуйся за сына, по крайней мере, ещё пару дней, — продолжил говорить Стас.
— Неужели ты, наконец, сдашься полиции? — состроил гримасу Давид, насторожившись, в ожидании какой-нибудь новой выходки.
— Нет, — язвительно улыбнулся он. — Просто, если твой брат не позвонит в ближайшие три дня, я проткну твоё правое лёгкое и буду наблюдать за тем, как ты задыхаешься, мучительно умирая. А, пока ты будешь оставаться в сознании, я доставлю тебе маленькое удовольствие. Я же вижу, как ты нервничал, когда я был в сантиметрах от тебя. Вижу, что хочешь перед смертью.
— Больной извращенец! — с омерзением протянул Давид. — То, что я гей мне не приходилось скрывать от семьи, потому что они любили меня и приняли таким, какой я есть. Но тебе этого не понять. Я прав? Наверное, поэтому ты ведёшь себя так, потому что не знаешь и никогда не поймёшь радости, когда кто-то любит тебя таким, какой ты есть, а ты всю жизнь притворяешься тем, кем не являешься. А я познал радость жизни. У меня есть любимый и наши чувства взаимны. Друг за друга мы готовы горы свернуть. А что есть у тебя? Одна месть и ненависть ко всем, кто хоть немного счастлив?
— Это не твоё дело, — выговорил Стас сквозь нежданно нахлынувшие эмоции, задетые за живое.
— Даже, если ты убьёшь меня, маму, брата, других людей, попавшихся на пути, ты не обретёшь покой. Ты вечно будешь страдать. Ты просто ничтожество, ещё и никому не нужное…
— Заткнись, — закричал Стас и как можно сильнее ударил Давида по лицу, от чего у того пошла кровь из рассёкшейся губы.
— Я так и думал, — одержал небольшую победу юноша, присев рядом с матерью. — Ты просто жалок!
— Как же я буду рад воткнуть в тебя этот нож, — вновь достал его Стас, угрожая.
— Мой брат не допустит этого, — уверял себя Давид. — Он убьёт тебя. Кабано это может.
— Ему пришлось ради вас похитить невиновного человека. Он любит вас и это трогательно, правда, но сделает ли он ещё больше, — придумал Стас, пытаясь сделать им обоим как можно больнее, чем уже есть. — Как только я получу то, что нужно, твой братец убьёт этого человека, а после, чтобы даровать жизнь вам, покончит с собой, признавшись во всём. Вот это будет красиво. Согласны со мной?
— Сукин сын! — закричал Давид, плюнув ему в лицо.
— Да. Это будет хорошим окончанием истории, — получив то, что хотел, сказал он. — После, я придумаю и вашу участь. Но, может, ничего фантазировать не придётся. Я просто оставлю гнить вас в этом подвале без воды и еды. Лишь крысы узнают о вашем существовании, когда раздастся запах гниющего мяса, — сказал Стас, а после, нагнулся над Давидом, поглядев ему в глаза. — Боюсь, ты не попрощаешься со своим парнем. Очень жаль, но ты не волнуйся, возможно, я доберусь и до него. Забавно будет избавиться ото всех сразу.
— Прошу, только не он!! — вдруг взмолился юноша. — Он здесь не при чём. Он хороший человек, не имеющий к этому никакого отношения.
— Ну, месяц назад, вы тоже не имели никакого отношения к моей мести одному человеку, но теперь вы все связаны. Одним больше, одним меньше. В конце концов, вы все играете свою роль.
— Что сделал тебе тот человек, которого пришлось похитить Кабано? — не понимал Давид. — Разве можно так ненавидеть?
— Можно, — спокойно ответил Стас, — я ведь ненавижу! — сказал он и вышел из коморки, заперев за собой дверь.
Покинув подвал и закрыв его так же, как это было до прихода, Стас укутался в куртку и медленно побрёл через тёмные дворы к проезжей части. Он специально выбрал путь длиннее того, что привёл к пленникам, дабы побыть одному и в то же время остаться среди людей, не обративших никакого внимания на обозлённого на весь мир человека за собственные неудачи. Каждый из них занимался своими делами. Никто не заговорил со странным молодым человеком, шедшим неровной походкой, будто выпивший.
