Сталин тогда посмеялся, но не столько над остроумием анекдота, сколько над ужимками Паукера и тем, как действительно обстояло дело, вспомнив, что и доклад такой от Берии поступил, и в нем имелось сообщение, что Берия, глава Закавказского НКВД, самолично принимал участие в подавлении восстания.
Странные выверты судьбы: кости бывшего брадобрея Карлуши Паукера уже второй год гниют в какой-то яме, в каком-нибудь глухом месте, а Лаврентий Берия, над которым Карлуша так откровенно посмеивался, Лаврентий Берия — вот он, идет по дорожке сада.
Генерал Власик, начальник кремлевской охраны, все время держащийся в тени, неслышно приблизился к Сталину, склонился над ним, тихо произнес:
— Два часа, товарищ Сталин. Обед уже на столе. Берия и Тимошенко прибыли.
Сталин кивнул головой, отодвинул от себя бумаги.
— Собери и положи в сейф, — приказал он, не поднимаясь из-за стола.
Подошел Берия, пытливо глянул сквозь стекла пенсне на Сталина, уловил на его лице недовольство и, не доходя двух шагов до стола, остановился, произнес:
— Здравствуйте, товарищ Сталин. Прибыл по вашему приказанию.
Сталин ткнул черенком трубки в папку со статьями Троцкого, к которой тянулся Власик, спросил с нескрываемым негодованием и от этого сильно коверкая русские слова на грузинский лад:
— Па-ачему всо это прадалжаэтса да сых пор? Что дэлают тваи луди? Или ты ждошь, кагда Троцкый сам отдаст богу душу? Или ты с ным в сговарэ?
Берия молча смотрел на Сталина, пережидая вспышку его гнева. Он по одной только папке, которую еще недавно сам держал в руках, догадался, чем вызвана эта вспышка, но ему пока нечем было похвастаться: после предыдущего неудачного покушения Троцкий вел в Мексике жизнь затворника, почти не покидая своей укрепленной виллы в предместье Мехико Койоакана и не подпуская к себе новых людей. Между тем последнее сообщение из Мексики давало надежду, что дело движется к развязке. Да только Сталин вряд ли удовлетворится таким сообщением.
Сталин выдохся быстро, и теперь лишь посверкивал желтыми от гнева глазами.
Берия стоял, смиренно опустив тяжелую голову.
— Ладно, пойдем обедать, — выбив трубку в пепельницу, произнес Сталин, уже спокойно и без акцента. — Потом поговорим.
* * *Сталин приметил Берию давно, следил за его ростом, а с некоторых пор поднимал от должности к должности. С 1931 года Берия — первый секретарь ЦК КП(б) Грузии и секретарь Закавказского крайкома, с 1932 года — первый секретарь и там и там. Проявил себя в борьбе с националистическими течениями, решительно подавил восстание меньшевиков в Грузии, движение дашнаков в Армении и мусаватистов в Азербайджане. В общем, должность и хлеб свой отрабатывал вполне. С 1934 года Берия — член ЦК ВКП(б), а это уже каста избранных, таких людей немного, и каждый шаг их контролировался Сталиным.
В 1935 году в Тбилиси вышла книга Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», в которой роль Сталина в революционном движении этого края была подана как совершенно выдающаяся и главенствующая, что в известной степени соответствовало действительности. Сталин книгу оценил по достоинству. Если там и было наврано, но наврано умно и не через край, и все в пользу Сталина, из чего Сталин сделал вывод, что Берия отлично понимает роль руководителя партии и государства и необходимость эту роль усиливать и поднимать — то есть все тот же сугубый прагматизм. Наверняка Берия понял и истинное значение Большой чистки, следовательно, понимает, чем эта чистка должна быть завершена.
И Берия, став сперва заместителем Ежова, а в конце тридцать восьмого заняв его место, надежды Сталина оправдал вполне. Для начала он скомпрометировал бывшего наркома, организовав на него донос, будто Ежов составил заговор против ЦК и лично товарища Сталина. Такой заговор подразумевался изначально, если учесть размах Большой чистки и неизбежность ответственности тех, кто ее проводил на практике. Ежов, человек весьма неглупый, этого не мог не знать, следовательно, чтобы выжить, обязан был составить заговор. Все проще пареной репы.
Свалив Ежова, Берия в то же время продолжал исподволь заканчивать то, что не успел закончить его предшественник. Так, при Берии были начаты и закончены дела маршалов Егорова и Блюхера: первого расстреляли 23 февраля 1939 года, второй умер от разрыва сердца 9 ноября 1938 года в Лефортовской тюрьме. Берия тогда уже был фактическим руководителем НКВД, а Ежов больше занимался делами наркомата водного транспорта. Ну и, разумеется, Берия отправил на плаху большинство из тех, с кем Ежов проводил Большую чистку. Для этого он привел в центральный аппарат НКВД своих людей из Грузии, Азербайджана и Армении, часть посадил на ключевые посты в Москве, часть рассадил по некоторым областям и республикам. Это были люди, преданные Берии лично, почти все — мингрелы либо абхазцы (Мингрелия входила в состав Абхазской автономии), и все, что затевалось в недрах этого нового руководящего клана, делалось тихой сапой, оставаясь тайной за многими печатями.
Сталин видел, что вместе с Берией растет и набирает силу новая бюрократия, однако был уверен, что удержит ее под контролем и не даст разрастись до прежних размеров. Пока же особого беспокойства ни деятельность самого Берии, ни положение дел внутри страны не вызывали, все шло если и не гладко, то более-менее по плану, и результаты ожидались плановые же.
Глава 25
Наркома обороны маршала Тимошенко тоже пригласили к двум часам. Однако маршала к Сталину не пустили, провели к беседке, попросили обождать. Тимошенко знал, что у Сталина Берия, и терялся в догадках. Ему казалось странным, что их пригласили на одно и то же время, но его, Тимошенко, держат здесь, а Берия в это время разговаривает со Сталиным. Это могло означать все, что угодно — вплоть до ареста. Хотя, конечно, навряд: на даче Сталина еще никого не арестовывали. Пока.
Маршал топтался возле беседки, в которой прислуга накрывала обеденный стол, с беспокойством оглядывался. Вроде бы худшего исхода ничто не предвещало: Власик вел себя приветливо, охраны вокруг Тимошенко не прибавилось, с дальней лужайки слышались голоса детей Сталина.
Когда Сталин и Берия появились в беседке, Тимошенко подозрительно глянул на Берию, но глаза наркома внутренних дел были, как всегда, прикрыты бликами стекол пенсне, лицо оставалось холодным и