А может быть вспоминал, как ими же убил человека.
Но на его лице не отражалось никаких чувств, лишь изредка подрагивали губы, словно он сам себе что-то беззвучно шептал, да брови изредка сходились над переносицей.
— Что-то ты слишком грустный, Мигель, — наконец-то обратился Ретт Батлер к своему попутчику и криво улыбнулся.
— Что ты, разве я грустный? — фальшиво изумился Мигель.
— А чего же тогда молчишь?
— Наверное я обожрался, ведь брат меня так накормил…
Ретт Батлер насмешливо посмотрел на Мигеля.
Того это задело.
— Мы несколько часов провели за столом.
— Чем же он тебя кормил и почему ты не пригласил меня? Ведь клялся в вечной дружбе.
— Пойми, Батлер, мы с ним разговаривали по душам, нам было что вспомнить, и поэтому ты оказался бы за столом лишним.
— Ты мог бы прихватить кусок в дорогу, ведь я ничего не ел.
— А разве тебя не накормили? — делано изумился Мигель Кастильо. — Мой брат приказал монахам снарядить целую корзину провизии в дорогу, — и Мигель заглянул в фургон, как будто и в самом деле собирался увидеть там корзину, полную окороков и хлеба.
— Ничего не знаю, — пожал плечами Батлер.
— Так ты что, не взял корзину с собой? — возмутился Мигель, сплевывая в придорожную пыль.
— Мне никто ничего не предлагал.
— О, черт! — Мигель хлопнул себя кулаком по лбу. — Надо было мне самому взять эту корзину, да еще прихватить пару бутылок монастырского вина. Тогда дорога не была бы такой скучной.
— Это ты правильно говоришь, — согласился Ретт Батлер, — в дороге без еды и без вина нечего делать.
Мигель Кастильо досадливо кусал губы.
— Ну, ты уж извини меня, Батлер, так получилось… Не обижайся, что я сам поел, а тебя оставил голодным.
— Но ты хорошо поел? — поинтересовался Ретт Батлер, не глядя в лицо Мигелю Кастильо.
Тот погладил себя по животу и радостно произнес:
— Наелся до отвала.
— Ну, тогда и я перекушу, — улыбнулся Ретт, доставая из своей сумки кусок жареного мяса.
У Мигеля Кастильо потекли слюнки, когда он смотрел, как Ретт Батлер уплетает мясо.
— Может, ты откусишь? — предложил Ретт, подавая Мигелю кусок.
Но гордость оказалась сильнее голода.
— Нет, я сыт, — отводя взгляд в сторону, сказал Мигель, — думаю, до самого вечера мне не захочется есть.
— Ну, как знаешь, — Ретт Батлер пожал плечами. — Я понимаю, после сытного обеда… — вытирая жирные руки о носовой платок, заметил Батлер, — хочется закурить, — и он протянул Мигелю недокуренную сигару.
Тот давился дымом, наблюдая за тем, как Ретт Батлер доедает остатки мяса.
Ему страшно хотелось есть, но он пересилил себя и старался не думать о еде. Но что бы ни думал Мигель, перед его воображением проносились куски жареного мяса, целые корзины с хлебом, и ему казалось, что он съел бы все это в один присест.
А Ретт Батлер жевал настолько аппетитно и спокойно, что Мигель Кастильо не выдержал:
— Да хватит тебе жрать! — крикнул он на своего попутчика.
Тот удивленно посмотрел на соседа.
— Так ты же наелся, что ты переживаешь?
— Меня прямо-таки мутит, — отвечал Мигель, — когда я смотрю на тебя, ведь я обожрался.
— А, понимаю, тебе тяжело, сейчас доем.
Ретт Батлер поднес очередной кусок ко рту, а потом, немного подумав, брезгливо скривился и выбросил его на дорогу.
Мигеля Кастильо прямо передернуло, ему хотелось вырвать вожжи из рук Батлера, остановить коней, броситься назад и подобрать из пыли кусок недоеденного мяса.
А Ретт Батлер, стряхнув крошки хлеба с пальцев, вытер из большим носовым платком, достал из нагрудного кармана сигару и откинувшись на спинку сиденья, закурил.
— Понимаешь, Мигель, стоит мне немного перекусить, как мысли сразу же становятся более радостными.
— Да, Ретт, я тебя понимаю, — сказал Мигель Кастильо, поглаживая живот.
У него нестерпимо сосало под ложечкой, а рот был полон слюны.
— Мой брат — замечательный человек, — как бы обращаясь к самому себе, произнес Мигель Кастильо.
— Я тебя понимаю, таким братом можно гордиться, — сказал Ретт Батлер, слегка натянув вожжи.
Кони побежали чуть быстрее, колеса застучали чаще, а за фургоном вновь потянулся длинный шлейф пыли.
— Знаешь, мой брат здесь самый главный.
— Неужели? — изумился Батлер.
— Конечно. Он здесь… — Мигель оглянулся, — почти как папа римский. Только папа римский там, далеко, а он здесь.
— Да, я понимаю, — закивал головой Ретт, аппетитно затягиваясь сигарой.
— Он у меня замечательный человек, предлагал мне остаться у него дня на три-четыре. Говорит: «Брат, не надо тебе уезжать, побудь со мной», — размахивая руками, принялся объяснять Мигель Кастильо.
— Да, — соглашался Ретт Батлер, не глядя в лицо Мигелю Кастильо.
— Он говорил: «Брат, оставайся, здесь полно всякой еды, есть хорошее вино, я тебя могу кормить и поить столько, сколько тебе захочется. Вообще, можешь жить у меня в монастыре, ведь я тебя люблю». Понимаешь, Ретт, мой брат меня очень любит.
— Тебе хорошо, Мигель, у тебя есть брат.
— Да, — возбудился Мигель Кастильо, — я иногда к нему заезжаю, и он никогда не отпускает меня без угощения. Всегда мы с ним два или три дня сидим за столом. Ведь хорошо, согласись, Ретт, когда есть брат, когда есть к кому прийти, есть у кого остановиться, есть с кем поговорить. Он мне никогда и ни в чем не отказывал, всегда угостит тарелкой супа даже такого бандита, как я.
— Да, Мигель, твой брат, конечно, хороший человек, — криво усмехаясь, произнес Ретт Батлер, слегка натягивая вожжи.
Но лошади уже так устали, что едва волочили ноги по пыльной, выжженной солнцем равнине.
— И вообще, Ретт, ты наверное думаешь обо мне плохо.
— Кто тебе такое сказал? — удивился Ретт Батлер.
— Ну как же, я вижу по твоему взгляду.
— Я никогда такого не говорил. Вот ты о моей семье вспоминал всякое.
— Да забудь об этом, я же тогда всего лишь исполнял свою роль, а мать у меня просто замечательная.
— Конечно, если она вырастила такого сына, — язвительно заметил Ретт Батлер.
Но Мигель Кастильо пропустил это справедливое замечание мимо ушей.
— Зато у нее есть второй сын, ты его видел. Мой брат — замечательный человек.
— Я уже это слышал, — холодно заметил Ретт Батлер, его этот разговор начинал утомлять.
Но Мигеля Кастильо трудно было остановить. Он принялся расхваливать своего отца.
— Представь себе, Ретт, мой отец любил меня больше всех, больше всех моих сестер и братьев. Он любил меня даже больше, чем старшего брата. Когда он умирал, он все время вспоминал меня. Он держал за руку моего брата и говорил с ним, словно бы это я сидел с ним у постели.
— Интересно, что же он ему говорил?
— Он говорил, что любит меня, что я самый хороший сын и очень жалел, что я не смог быть с ним в эту минуту.
— А где ты был в это время? — некстати поинтересовался Ретт Батлер.
Мигель Кастильо задумался, потом махнул рукой.
— О, это слишком долгая история.
— Но я думаю, она короче дороги, которая нам предстоит?
Мигель Кастильо криво усмехнулся.
— Но ты-то, Ретт,
