Пенни вся горела. Родители с Руфью по очереди обтирали её прохладными компрессами.
Проведя бессонную ночь с дочерью, Джек спустился на кухню и застал там Руфь, которая сидела с бесстрастным лицом.
— Цветущая молодая женщина не может просто уйти, — взорвался он. — Ты нужна Фрэнсис, Руфь.
Руфь посмотрела на него с мрачным унынием.
— Чёрт побери! — шёпотом вскрикнул Джек. — Ты нужна Пенни!
Руфь улыбнулась слишком знакомой, страшной улыбкой.
— Ох, полковник Джек, я стольким нужна.
Фрэнсис, Джек и Руфь дежурили у кроватки Пенни день и ночь, и ребёнок поправился если не благодаря молитвам, то чему-то ещё, и в декабре бледненькая мисс Пенни Раванель радовалась тихому Рождеству и новой лошадке-качалке, которую она назвала Гэбби.
Джек снова стал ездить в город на скачки, где конь Лэнгстона Батлера Валентин обогнал фаворита, и Батлер привёл наездника Валентина в клуб, где Джеймс Петигрю поднял в честь него тост:
— Цветные понимают лошадей лучше нас, потому что у чернокожих животная натура.
Геркулес не имел успеха в их обществе. В присутствии чернокожего, пусть даже тренера скаковых лошадей, белые чувствовали себя скованно, и господин Батлер отправил слугу обратно на конюшню.
Джек вернулся на плантацию, чтобы заняться полевыми работами и повседневными делами в доме. Фрэнсис он сказал, что чувствует себя «здесь лишним».
— Если бы ты бывал «здесь» почаще, может, ты был бы более необходимым дополнением.
И они с Фрэнсис весело рассмеялись.
— Таким мрачным наш дом ещё никогда не был, — сказал Джек, уткнувшись жене в шею. — Почему счастье ушло от нас? Это из-за Руфи?
— И года не прошло, как она у нас. Она делает больше, чем я прошу, и никогда не жалуется. Пенни её обожает. Наша доченька каждый вечер читает Руфи.
— Да, но…
— Наши друзья повесили её мужа и продали ребёнка.
— Веси готовился убить всех белых в Чарлстоне, — пожал плечами Джек. — Он убил бы и тебя с Пенни.
— А Мартина?
— Это всё очень прискорбно, но когда-нибудь должно было случиться.
Он предложил Фрэнсис бокал с шерри, но встретил отказ с её стороны, так же как в спальне.
Из-за проливных весенних дождей Эшли-ривер вышла из берегов. Дамбы были разбиты, плотины унесло течением. Джек работал не покладая рук, пока до него не дошли слухи, что какой-то жеребец из Вирджинии пробегает милю на шесть секунд быстрее Валентина. Он занимался починкой ещё три дня, а потом укатил, бросив всё недоделанным. С его отъездом всякие работы на плантации приостановились.
Пенни ни на минуту не оставляла Руфь в покое:
— Руфь, видишь уток? Почему они треугольником летят? Руфь, а если бы Гэбби был настоящей лошадкой, он быстро бегал бы? Я знаю, что он ненастоящий, вот глупости!
Раньше, когда она была маленькой, мать каждый вечер перед молитвой читала ей, а теперь Пенни сама читала молчаливой чернокожей женщине.
«Фермер Минуэлл, отец маленькой Марджери и её брата, Томми, многие годы считался богачом. У него была большая ферма, поля с хорошей пшеницей, отара овец и много денег. Но счастье изменило ему, и он обеднел. Пришлось ему занимать деньги по соседям, чтобы заплатить за дом и слугам, которые работали на его ферме.
Дела у бедного фермера шли всё хуже и хуже. Когда подошло время отдавать долги, он не смог ничего выплатить. Вскоре ему пришлось продать ферму; но денег всё равно не хватило, и он оказался в самой жестокой нужде.
Тогда фермер вместе с женой и двумя детьми отправился в соседнюю деревню. И хотя до Грайп-энд-Грасп-олл было ещё далеко, он не смог вынести всех бед и забот, которые обрушились на него. Разбитый несчастьями фермер заболел, и так он тревожился за свою жёнушку и деток, что ему становилось всё хуже и хуже, и через несколько дней он скончался. Жена не смогла вынести такой утраты — она очень любила своего мужа. Она захворала и через три дня умерла.
Так Марджери и Том остались одни-одинёшеньки на всем белом свете, и некому было о них позаботиться. Родители их лежали в одной могиле; и теперь, казалось, никто, кроме Отца небесного, который оберегает всех сироток, не мог пожалеть и приласкать детей, оставшихся без крова».
Пенни зарылась поглубже в постель.
— Няня, почему Бог допускает такое!
Руфь какое-то время молчала:
— Это просто книжка, милая. Люди чего только не навыдумывают.
— Но ведь такое может случиться, правда?
— Ты так прекрасна, деточка… — прошептала Руфь, словно вспоминая полузабытое стихотворение. — Они должны увидеть, как ты очаровательна… Они полюбят тебя так же сильно, как я.
Погрузившись в глубокое молчание, Пенни решительно захлопнула книгу.
— Поцелуй меня, няня. Пожелай мне хороших снов.
Фрэнсис расспрашивала всех, кого можно, но Мартину купил человек не из светского общества. Её покупателем оказался фермер с Возвышенностей, у которого не было никакой родни в Низинах.
Пытливость Фрэнсис была вознаграждена в один августовский день, когда певчие птицы примолкли от зноя и тень не спасала от жары. Капли пота падали на письмо от троюродной или ещё более дальней кузины по материнской линии, которая передавала самые горячие приветы и выражала надежду, что они когда-нибудь выберутся с визитом из своего скучного окружения на Возвышенностях и навестят большой и опасный город, о котором она столько наслышана. Чернила расплывались от каплель пота, и Фрэнсис положила письмо на ротанговый столик рядом со стаканом чая. Она не успела собраться с духом, когда на крыльце появилась Руфь.
— Пенни заснула.
Фрэнсис, коснувшись письма, твёрдо посмотрела в глаза своей служанке.
Руфь впилась взглядом в сложенный лист, словно в нём была последняя надежда.
— Мартина?..
Она прочла ответ на лице миссис Раванель.
— Я знала, что так и есть. Знала, что моей Мартины уже нет. Ни один ребёнок долго не проживёт без мамы. Дети ужасно быстро возвращаются на небеса. Только мамы могут удержать их здесь.
Фрэнсис встала, чтобы обнять её, но Руфь подняла руку.
— Нет, миссас, — сказала она. — Мне ничего не нужно. Я ничего не хочу.
— Руфь, я…
— Да, миссас. Я вам очень благодарна. Мы обе.
Конец лета на просторных гостеприимных верандах старого загородного дома прошёл в жаркой духоте и прискорбии.
Как-то рано утром, когда Фрэнсис ещё была в халате, она услышала гиканье патрульных, которые схватили сбежавшего жокея Джека, Хэма, ожидая за его поимку награды в пятьдесят долларов. Раздосадованная, она пустила их в дом. После второй рюмки коньяка солдаты с фамильярным хохотом предложили заковать беглеца в цепи. Может, они собирались предложить ему «отведать сахарку»?
— Не думаю, что это необходимо, — возразила
