Беспечный юноша, красивый и живой,
Богатый светский лев, с надменной головой,
Резвились вволю вы; всегда у вас дуэли
С мужьями, а у дам сердца рвались и млели —
Как многие о том шептали мне не раз, —
Лишь только шум шагов им возвещал о вас.
Коль не солгали мне — вы были забиякой,
Повесой записным, буяном и гулякой;
Вам на три месяца пришлось попасть в тюрьму
За мужа, что в своем повесился дому,
Жену смазливую, как говорят, имея…
Жена крестьянина, — о граф, что за идея!
Из-за нее — в тюрьму! Будь дамою она,
Будь обаятельна, красива и знатна —
Тогда пожалуй… Ну, не вспомните ль интрижки
Со светской дамою — изящной страсти вспышки
И шкаф классический, где застигает вдруг.
Под ворохом тряпья, любовника супруг?
Граф
Но почему всегда, всегда лишь дама света?
Мы любим и других. Знатны иль нет — ведь это
Пустое! Женщины пленять нас рождены.
Где прелесть, красота — там предки не нужны!
Маркиза
И слушать не хочу о приключенье пошлом!
Иные есть у вас: поройтесь лучше в прошлом.
Ну, не упрямьтесь, граф, начните же рассказ.
Граф
Когда вы просите, возможен ли отказ?
Пословица, клянусь, недаром утверждает:
«Что хочет женщина — того и бог желает»…
Представлен ко двору, доверчивый юнец, —
Я быстро жизнь узнал; мечтам пришел конец!
К примеру: я любил, как водится, безмерно
Графиню де Поле. Она казалась верной;
И все ж ее с другим застиг я как-то раз.
Два месяца подряд, не осушая глаз,
Преглупо я рыдал! Но при дворе и в свете
Смеялись досыта: ведь рады люди эти
Свистать несчастию и выхвалять успех!
Коль я обманут был — я возбуждал лишь смех;
Подругой вскоре был утешен я другою…
Но нежность получал я не один, не скрою:
Стихи ей посвящал поэт, соперник мой, —
Он звал ее цветком, небесною звездой
И как-то там еще. Ему послал я вызов.
Он, мирный щелкопер, таких был чужд капризов,
И, шпаги убоясь, плохой скропал сонет.
Тут надо мной, глупцом, вновь посмеялся свет.
Урок на этот раз пресек мои сомненья:
С тех пор я начал всех любить — без исключенья.
Девизом я себе пословицу избрал:
«Кто верит — тот глупец». И с ним я счастлив стал.
Маркиза
Да, но в былые дни вы, в пламенном томленье,
У ног красавицы вздыхая в упоенье,
Любовь, и преданность, и нежность ей отдав, —
Так вы сказать могли б?
Граф
О нет! И все ж я прав:
Ведь женщина — дитя, ее избаловали,
Ей льстили без конца, без меры восхваляли;
Присяжные льстецы и рифмачей рои
Как бы из крана ей хвалебные струи
Точили — весь настой поэзии туманной, —
И стала женщина надутой и жеманной.
А может ли она любить? Да никогда!
Не робкий юноша ей нужен, чьи года
Страдают лишь одним: уменьем вдохновенно
Любить; ей по сердцу развратник, что мгновенно
Умеет вызвать дрожь, в кровь холод влить и зной:
Он, видите ли, сей прославленный герой
(Заслуга редкая, хоть тип довольно старый) —
Первейший ловелас всей Франции с Наваррой.
Ни ум, ни красота, ни доблести ему
Совсем не надобны. Ведь мил он потому,
Что пожил всласть. Пред ним — вот странное явленье! —
Сам ангел чистоты падет без промедленья.
Но если кто другой попросит только взгляд
Как милостыню дать — насмешкой заклеймят!
Потребуют луну с небес достать в награду!
И это не одна, — поймите же досаду! —
Но многие!
Маркиза
Ах, так? Ну что ж, благодарю!
Сейчас и я в ответ вам басню подарю.
Однажды старый лис, до мяса очень жадный,
Голодный и хромой, брел ночью непроглядной
И вспоминал с тоской о пиршествах былых:
О жирных кроликах, что в зарослях лесных
В те дни он лавливал; о курах на насесте.
Но лакомств тех родник иссяк с годами вместе,
Проворство потеряв, поститься должен он.
Вдруг дичи дух к нему был ветром донесен.
Он замер, молнии в его зрачках блеснули:
Заметил он цыплят, что на стене заснули,
Под крылья головы стараясь подвернуть.
Но лис отяжелел, да и опасен путь, —
И слицемерил он, хоть есть хотел до дрожи:
«Худы… и хороши для тех, кто помоложе!»
Граф
Маркиза, это зло! Но вам я принужден
Напомнить кое-что: Далила и Самсон,
Омфала[588] и Геракл, Антоний — Клеопатра…
Маркиза
Печальна же мораль любовного театра!
Граф
Нет! Человек есть плод, разъятый пополам.
Чтобы счастливым стать, он в мире — здесь иль там —
Все дольку отыскать старается вторую,
А случай, сам слепец, — ведет его вслепую.
И никогда почти на жизненном пути
Единую, свою, не суждено найти.
Но кто ее найдет — любовь находит с нею…
Я верю — были вы той долькою моею,
Вас бог назначил мне, лишь вас искал я, но…
Не мог найти. Любить мне не было дано!
И вот, когда прошли всю жизнь мы с вами розно, —
Судьба свела пути… свела, но слишком поздно!
Маркиза
Вот это лучше… Все ж, коль вы верны грехам,
Столь малою ценой не откупиться вам.
И знаете ли, граф, с чем ваше сердце схоже?
С берлогой старого скупца: в пугливой дрожи
Он озирается, когда хоть кто-нибудь
К нему придет, — зачем? ограбить? обмануть? —
И отвести глаза он хочет грудой хлама.
К чему увертки нам? Поговоримте прямо!
У скряги — сундучок, монеты полный, скрыт,
И сердце каждое всегда свой клад таит.
Что скрыли вы? Портрет девчонки, чуть созрелой,
Так — лет шестнадцати; идиллии несмелой
Воспоминание, что, чуть стыдясь, хранят…
Не правда ль? Но порой как жаждешь кинуть взгляд
На эти образы, померкшие с годами,
Романы юности, пережитые нами…
Пускай нахлынет грусть — отрада в грусти той!
Как в одиночестве ночном влечет порой
В глубь сердца заглянуть и в книжечке заветной
Найти сухой цветок, хранящий чуть заметный,
Чуть слышный аромат далекой той весны!
Прислушались… еще — и вдруг воскрешены
Слова возлюбленной, и вы самозабвенно
Целуете цветок, чьи лепестки нетленно
В страничках сердца спят, как бы в страницах книг.
Пусть старость скорбь несет — вы счастливы на миг:
В тоску последних дней и в горечь увяданья
Далекой юности влилось благоуханье!..
Граф
Вы правы: только что со дна души моей
Всплыло забытое, — в теченье стольких дней!
Я расскажу его, но будьте откровенны
И вы со мной, мой друг! Условья неизменны:
Капризом — за каприз, и за рассказ — рассказ.
Начните первая.
Маркиза
Ну что ж, начну… сейчас…
Моя история — ребячество простое.
Но чувство, в юности душой пережитое,
Все крепнет, уходя во глубь минувших дней,
Подобное вину: чем старше, тем пьяней.
Историек таких вы, верно, тьму слыхали:
Романы детские у всех девиц бывали;
Их два иль три найдешь у женщины любой,
А у меня — один; таков уж жребий мой!
Должно быть, потому он сердце мне и ранил
И места в жизни всей чрезмерно много занял.
Мне восемнадцать лет исполнилось. Читать
Романы ветхие любила я, мечтать,
По парку старому бродя в густой аллее,
И на луну глядеть, что, призрака бледнее,
Светила между ив, и слушать ветерок,
Что о любви шептал, слетая на листок.
Я, как все девушки, ждала и призывала
«Его», кого судьба лишь для меня избрала!
И вот сбылись мечты: явился мой герой!
Он молод был и храбр, к тому ж красив собой…
И сердце девичье мучительно заныло:
Я полюбила вдруг; меня нашел он милой…
Назавтра уезжал мой рыцарь… Что еще?
Один лишь поцелуй, скользнувший горячо,
Да всё сказавший взор, им —
