– Ма… – прохрипел он.
– Она тебя не слышит. Она занята, вкалывает за вас двоих, – я придвинулся к нему. – Михаил, ты бесконечно менее важен в общем положении вещей, чем тебе кажется из-за ее внимания.
Он поднял руки и попытался разжать мои пальцы. Я проигнорировал жалкие потуги и сжал сильнее. На его лице появился настоящий испуг.
– Будешь продолжать в том же духе, – говорил я ему обыденным тоном, – и окажешься на подносах для человеческих запчастей под приглушенным освещением. Для таких, как я, это единственная польза от тебя, и когда мы придем, нам никто не помешает, потому что ты никому не дал повода переживать из-за тебя. Ты хочешь, чтобы все кончилось так? Запчастями, двухминутным прополаскиванием и смывом?
Он дергался и бился, лицо становилось фиолетовым. Дико затряс головой в отрицании. Я подержал его еще пару секунд, потом ослабил хватку и уронил обратно в сиденье. Он давился и кашлял, не сводя с меня залитых слезами глаз. Одна рука поднялась массировать горло там, где остались мои отпечатки. Я кивнул.
– Вот это все вокруг, Михаил. Все, что происходит. Это называется жизнь, – я придвинулся, и он втянул голову. – Прояви интерес. Пока еще можешь.
Скиммер обо что-то мягко стукнулся. Я выпрямился и вышел на боковую палубу во внезапные жару и свет. Мы плыли среди переплетения обшарпанных причалов из зеркального дерева, укрепленных в стратегических точках тяжелыми вечнобетонными опорами для швартовки. Моторы низко бормотали и мягко прижимали скиммер к ближайшему месту высадки. От зеркального дерева в глаза били блики послеполуденного солнца. Сьюзи Петровская стояла в кокпите и щурилась из-за отраженного света.
– Двойная, – напомнила она.
Я передал ей чип и подождал, пока она его проведет. Михаил предпочел не показываться из салона. Может, задумался о жизни. Мать вернула мне чип, прикрыла рукой глаза и показала:
– Через три улицы есть место, где можно дешево взять напрокат жука. У той мачты передач. Которая с флагами с драконами.
– Спасибо.
– Не за что. Надеюсь, найдешь, что ищешь.
* * *Я забил на прокат жуков, по крайней мере сперва, и побродил по городку, впитывая окружение. До вершины холма я мог бы с равным успехом видеть подобное в любом пригороде Ньюпеста со стороны Простора. Преобладала та же утилитарная архитектура, та же смесь фасадов мех– и софт-шопов с товарами для воды и едален с барами. Те же запятнанные и затоптанные улицы из расплавленного стекла и те же запахи. Но на спуске сходство заканчивалось – словно заканчивался сон.
Вторая половина поселения подо мной рассыпалась на бессистемные постройки из любых материалов, какие приходили на ум. Баббл-ткань соседствовала с деревянными домами, лачугами из плавника и – ближе к концу – даже брезентовыми палатками. Дороги из расплавленного стекла уступали халтурно выложенным вечнобетонным плитам, затем песку, а затем наконец широкому бледному пляжу. Здесь на улицах движение было оживленнее, чем на стороне Простора, и состояло в основном из полуодетых людей, направляющихся к береговой линии под вечерним солнцем. У каждого третьего под мышкой была доска. Само море на свету под низким углом окрасилось в грязно-золотой и рябило от активности: серферы плыли рядом с досками или на них, небрежно нарезая мягко выгибающуюся поверхность воды. Солнце и расстояние превращали людей в безликие черные силуэты.
– Ничего себе видок, а, сам?
Высокий детский голос, противоречивший словам, которые он произнес. Я оглянулся и увидел мальчишку лет десяти, который наблюдал за мной из дверей. Тощий, хоть ребра пересчитывай, и забронзовевший, в серф-штанах, глаза – выцветшего на солнце синего. Спутанная шевелюра после моря. Он прислонился к косяку, беспечно сложив руки на голой груди. В лавке за ним я увидел полки с досками. Переливающиеся экраны с акватехническим софтом.
– Видал и похуже, – признался я.
– Первый раз на Вчире?
– Нет.
Его голос тронуло разочарование.
– Значит, уроки не нужны?
– Нет, – я на миг замолчал, прикидывая надежность источника. – Сам давно на Полосе?
Он улыбнулся.
– Все жизни. А что?
– Я здесь ищу друзей. Вдруг ты их знаешь.
– Да? Ты коп? Бандит?
– В последнее время нет.
Похоже, это был правильный ответ. Улыбка вернулась.
– А имена у твоих друзей есть?
– Имелись, когда я был здесь в последний раз. Бразилия, Адо, Трес, – я помялся. – Может, Видаура.
Его губы скривились, поджались, он пососал зубы. Все эти выражения были переняты от другого тела, куда старше.
– Джек Соул Бразилия? – уточнил он аккуратно.
Я кивнул.
– Ты Жучок?
– В последнее время – нет.
– Из команды Мультифлоры?
Я сделал вдох.
– Нет.
– Пацан БаКрум?
– У тебя-то имя есть? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Конечно. Милан. Здесь меня все зовут Пушечник.
– Так вот, Милан, – сказал я ровно, – ты начинаешь меня охрененно бесить. Ты будешь мне помогать или нет? Знаешь, где Бразилия, или просто живешь на остатках его славы с тех времен, когда он проезжал здесь последний раз тридцать лет назад?
– Эй, – бледно-голубые глаза прищурились. Руки опустились, сжались в маленькие кулачки. – Между прочим, я местный, сам. Я серфер. Скакал по гребням на Вчире еще тогда, когда ты был брызгами в дырке твоей мамаши.
– Сомневаюсь, но выяснять не будем. Я ищу Джека Соула Бразилию. Я найду его с тобой или без тебя, но ты можешь сэкономить мне время. Вопрос – согласишься ли ты?
Он уставился на меня, все еще злой, все еще в агрессивной позе. В десятилетней оболочке это выглядело не так уж впечатляюще.
– Вопрос, сам, стоит ли тебе помогать?
– А.
Подмасленный, Милан выдавал информацию более охотно, хотя и сдержанными обрывками, призванными замаскировать и сгладить очень ограниченное знание. Я взял ему ром и кофе в уличном кафе напротив его лавки – «не могу просто ее закрыть, сам, убытки же будут», – и теперь пережидал повествование. По большей части в его рассказах тут же угадывались бородатые пляжные легенды, но по паре деталей я решил, что он действительно несколько раз встречался с Бразилией, а то и катался с ним. Последняя встреча, похоже, состоялась лет десять назад или больше. Героизм в схватке плечом к плечу и с голыми руками против серферов из лоялистов Харланов в паре километров к югу от мыса Кем. Сшибка и сеча, Милан наделяет себя скромно преуменьшенной отвагой, получает пару ран – «ты бы видел гребаные шрамы на оболочке, чувак, я до сих пор по ним скучаю», – но высшие похвалы приберегает для Бразилии. «Как хренова болотная пантера, сам. Уроды пробили ему грудь – он даже не заметил. Всех порвал. Просто, типа, вообще ничего не осталось, когда он закончил. Отправили их на север по кусочкам». И дальше, конечно, была торжественная вакханалия – со светом костра и криками женщин в диком оргазме, сливающимися с шумом прибоя.
Стандартная картинка, и в прошлом мне ее уже расписывали другие энтузиасты Вчиры. Пропуская очевидные приукрашивания, я выловил какие-то полезные
