Там можно было скрыться.
Я допил кофе и вернулся в забегаловку. В воздухе вились и хватали за желудок запахи супа рамен. Я вдруг осознал, что не ел с самого позднего завтрака на мостике «Дочери гайдука» с Джапаридзе. Я залез на стул перед стойкой и кивнул тому же парню с глазами мет-торчка, у которого брал кофе.
– Вкусно пахнет. Что у вас есть?
Он взял повидавший виды пульт и ткнул приблизительно в направлении автоповара. Над разными сковородками выскочили голоэкраны. Я просмотрел их и выбрал любимое блюдо, которое сложно испортить.
– Давай-ка ската под чили. Скат мороженый, правильно?
Он закатил глаза.
– А тебе свежего подавай? У нас-то? По таким ценам?
– Меня давно не было.
Но это не вызвало реакции на его одурелом от мета лице. Он просто завел автоповара и убрел к окнам таращиться на серферов, словно они какой-то редкий и красивый вид морской фауны, заключенный в аквариум.
Я съел только половину миски с раменом, когда позади открылась дверь. Никто ничего не сказал, но я уже все понял. Поставил миску и медленно повернулся на стуле.
Он был один.
Эти черты я не помнил, даже приблизительно. Он носил более светлое и широкое лицо, чем в последний раз, спутанную гриву волос – блондин с седыми прядями, – и скулы, которые заимствовали от славянских генов не меньше, чем от его склонности к адорасьонской внешности. Но тело под свободным комбинезоном почти не отличалось – он по-прежнему мог похвастаться ростом и стройной шириной груди и плеч, узкой талией и длинными ногами, большими руками. И все его движения по-прежнему излучали то же небрежное самообладание.
Я узнал его так же уверенно, как если бы он сорвал комбинезон и показал шрамы на груди.
– Я слышал, ты меня ищешь, – сказал он мягко. – Я тебя знаю?
Я ухмыльнулся.
– Здравствуй, Джек. Как поживает Вирджиния?
Глава двадцать четвертая
– До сих пор не могу поверить, что это ты, мало́й.
Она сидела на склоне дюны сбоку от меня и рисовала треугольники в песке между ног палкой-шокером для боттлбэков. Она все еще была мокрая после моря, вода блестела жемчужинами на темной от солнца коже серферской оболочки, черные волосы в рваной прическе торчали мокрыми и неровными шипами. К эльфийскому лицу привыкнуть было непросто. Она выглядела по меньшей мере на десять лет моложе, чем когда я ее видел в последний раз. Впрочем, наверняка те же затруднения она испытывала при взгляде на меня. Когда она говорила, смотрела в песок с нечитаемым лицом. Говорила с заминками, так же, как когда разбудила меня в комнате для гостей на рассвете и спросила, не хочу ли я пройтись с ней по пляжу. У нее была вся ночь, чтобы оправиться от удивления, но посматривала она на меня до сих пор урывками, будто это запрещено.
Я пожал плечами.
– В меня поверить еще можно, Вирджиния. Не я вернулся из мертвых. И не зови меня «мало́й».
Она чуть улыбнулась.
– Все мы когда-то возвращались из мертвых, Так. Вредная профессия, забыл?
– Ты поняла, о чем я.
– Да. – Она какое-то время рассматривала горизонт, где рассвет все еще был кровавым слухом в утренней дымке. – А ты ей веришь?
– Что она Куэлл? – я вздохнул и набрал пригоршню песка. Смотрел, как он струится между пальцами и по бокам ладони. – Я верю, что она верит.
Вирджиния Видаура нетерпеливо повела рукой.
– Я встречала электронарков, которые верили, что они Конрад Харлан. Я не про это спрашиваю.
– Я знаю, о чем ты спрашиваешь, Вирджиния.
– Так отвечай на гребаный вопрос, – сказала она без злости. – Я тебя что, ничему не научила в Корпусе?
– Куэлл она или нет? – песок на моей ладони налип на остатках влаги после купания. Я резко отряхнул руки. – Как это возможно, да? Куэлл мертва. Испарилась. Несмотря на все политические влажные мечты твоих приятелей.
Она оглянулась через плечо, будто они могли нас услышать. Проснулись бы, вышли бы из дома за нами на пляж, потягиваясь и позевывая, отдохнувшие и готовые жестоко наказать меня за неуважение.
– Помню времена, когда ты тоже об этом мечтал, Так. Времена, когда ты хотел, чтобы она вернулась. Что с тобой случилось?
– Со мной случилась Санкция IV.
– Ах, да. Санкция IV. Революция потребовала от тебя больше, чем ты ожидал, да?
– Тебя там не было.
После слов открылась небольшая пауза. Она отвернулась. Маленькая банда Бразилии номинально была куэллистской – или, по крайней мере, неокуэллистской, – но из них только у Вирджинии Видауры была подготовка чрезвычайного посланника. Из нее способность к самообману выдавили так, что эмоциональная привязанность к легенде или догме больше не могла возникнуть с легкостью. Я полагал, что у нее будет свое мнение, заслуживающее внимания. Будет своя точка зрения.
Я ждал. Волны на пляже поддерживали медленный, ожидаемый ритм.
– Прости, – сказала она наконец.
– Брось. У всех рано или поздно растаптывают мечты, да? И если при этом не больно, то что же это за второразрядные мечты такие?
У нее поднялся уголок рта.
– Но, вижу, все еще цитируешь ее.
– Перефразирую. Слушай, Вирджиния, поправь, если я ошибаюсь, но не существует данных о том, что Надя Макита когда-либо делала бэкап. Верно?
– Не существует данных и о бэкапе Такеси Ковача. Но один сейчас где-то гуляет.
– Да уж, не напоминай. Но это же гребаная семья Харланов, и за их решением стоит логика. Стоит выгода.
Она покосилась на меня.
– Что ж, приятно видеть, что служба на Санкции IV не поколебала твое самомнение.
– Вирджиния, кончай. Я бывший чрезвычайный посланник. Я убийца. У меня есть применение. Довольно трудно представить, чтобы семья Харланов сохранила женщину, которая чуть не свергла их олигархию. И в любом случае, как нечто такое, как копия исторически значимого персонажа, может скинуться в череп типичной авантюристки из деКома.
– Едва ли типичной, – она еще потыкала в песок. Затишья в разговоре все удлинялись. – Такеси, ты знаешь, мы с Ярошем…
– Да, я с ним разговаривал. Он мне и сказал, что ты здесь. Просил передавать привет, если встречу. Надеется, с тобой все хорошо.
– Правда?
– Ну, на самом деле он сказал «ну нахер», но я читаю между строк. Что, не получилось у вас?
Она вздохнула.
– Нет. Не получилось.
– Хочешь об этом поговорить?
– Нет смысла, это уже было давно, – злой укол в песок шокером. – Не могу поверить, что он еще не оправился.
Я пожал плечами.
– «Мы должны быть готовы жить в это время, о котором наши предки могли только мечтать, если хотим воплотить наши мечты».
В этот раз ее выражение было смазано некрасивой злостью, которая не шла новому приятному лицу.
– Издеваешься, мать твою?
– Нет, просто отмечаю, что у куэллистской мысли широкий…
– Заткнись, Так.
В Корпусе чрезвычайных посланников не было традиционных авторитетов, по крайней мере, в том смысле, как их понимают люди. Но от привычки – идеи, что к тренерам стоит прислушиваться, – было трудно избавиться. А когда при
