Смех сменился слезами.
– Не обращай внимания. В последние годы я что-то плаксивым стал. Иногда прямо остановиться не могу. Смешной я старый дурак. Ну вот, а потом она взяла и заболела. Болезнь Паркинсона называется. Сначала-то ничего такого – голова немножко тряслась, и всё. А потом стало совсем худо, надо было за ней ухаживать. Тогда пришлось мне уйти с постоянной работы в мастерской и купить «Картошечку», стать самому себе хозяином. Выезжал из дому, только когда Марион сносно себя чувствовала. Некоторое время всё шло ни шатко ни валко. Но потом ей стало хуже, и она поняла, что я не справляюсь. Я говорил ей, что всё у нас путём, но она не верила. Упиралась. Говорила, чтобы я отправил её в «Фэрлоунс», это такой дом престарелых неподалёку. Про это мы тоже скандалили. Но она меня уговорила – она всегда меня уговаривала.
В общем, оказалось, что Марион живётся в «Фэрлоунс» просто лучше некуда. Там заправляет миссис Беллами – и ведёт этот корабль через все рифы, как настоящий капитан, только чуткий и добрый. И сиделки милые и заботливые. Беда в том, что на «Картошечке» много не заработаешь, да и выезжал я редко. Отчасти дело было в этом. Не мог платить по счетам. С машинами я управляться умею, а с деньгами нет – такой уж я.
Поэтому, когда деньги кончились, пришлось мне продать дом, – правда, без Марион мне там всё равно было неуютно. Тогда-то я и купил баржу за сущие гроши. Марион не сказал. Смысла не было. С памятью у неё стало совсем худо, даже меня не всегда узнавала. Знаешь, удивительно – иногда она много говорила про Пэдди, расспрашивала про него, мол, почему я его не привожу, а он уже несколько лет как умер, лет пять-шесть уж точно. А в голове у неё жил до самого конца. Может, так и было, может, старина Пэдди и не умер вовсе. А просто передохнул, а потом вернулся – в тебе, если ты понимаешь, о чём я. Марион была бы рада. Ты бы ей понравился.
Джо поставил фургон где обычно, на берегу канала, и выпустил Пэдди. Запер фургон и нежно погладил борт.
– Славно мне послужила эта развалина. Моя гениальная идея, вот уж точно. Я так и говорил, а Марион считала, что я спятил, съехал с катушек – да-да, так она и выражалась. А уж как она хохотала, когда его увидела!
«Картошечке» – фургончику марки «Бедфорд» – уже перевалило за сорок. Джо купил его за сто пятьдесят фунтов, починил, а кузов отделал и расписал. Нашёл на какой-то барахолке старую викторианскую печку и поставил в кузове, сбоку сделал откидной люк и прилавок, у противоположной стенки оборудовал кухоньку с новенькой раковиной и столешницей, под которую спрятал газовый баллон. Но главным для Джо была не гениальная технология приготовления печёной картошки, а сам фургончик. Джо превратил его в печёную картофелину на колёсах с новенькими фарами и дворниками и даже с печной трубой. Сам расписал и разрисовал вывеску: «Мистер Картошечка, лучшая печёная картошка в мире. Три фунта за штуку, начинка в ассортименте». Джо находил подходящие места для торговли – в промзонах, у школ и торговых центров, на ярмарках и карнавалах, но чаще всего у больницы, потому что от неё было недалеко до «Фэрлоунс».
«Картошечкой» фургончик окрестила Марион, и она же прозвала Джо Мистер Картошечка. Когда Марион переехала в «Фэрлоунс», поначалу дела шли прекрасно. Джо с утра до вечера торговал в «Картошечке». Новизна привлекала покупателей, как и забавный вид фургончика. Однако горькая правда состояла в том, что покупателей всё равно не хватало, чтобы окупить затраты, а поднимать цену на свою картошку Джо не хотел, потому что думал, что тогда станет дороговато для детишек, а ведь по меньшей мере половину его покупателей составляли дети у школьных ворот.
Но Джо торговал не только ради денег. Ему нравилось каждое утро забираться в фургон и катить по дорогам, нравилось, когда приходили постоянные покупатели вроде Линн из больницы – они быстро становились его друзьями. Среди его любимых мест был и сам дом престарелых «Фэрлоунс». Оказалось, что приезд Джо становится для старичков и старушек главным событием дня. Каждый раз, когда Джо навещал Марион, к нему первым делом приходили за лакомством несколько обитателей дома престарелых. Потом он поднимался к Марион, некоторое время сидел у неё, а затем ехал домой, на баржу.
Когда он купил баржу, она была сущей развалиной, вся прогнила и проржавела, её и от причала-то было не отвести. Джо отремонтировал её сверху донизу, перебрал двигатель. И вот наконец ремонт был закончен.
– Вот, гляди, Пэдди, – с гордостью объявил Джо. – Твой новый дом. Как тебе? Я назвал её «Леди Марион» – вроде бы ей идёт. На той неделе первый раз попробовал двигатель – работает, работает как миленький! Как только доделаю всё, что нужно, всё, что я обещал ей, перетащу печку для картошки из фургона на баржу. Продадим «Картошечку» – и в путь, свободные, как птицы. Вот такая будет у нас жизнь. По всей стране пройдём, по всем каналам, и будем вставать, где понравится, и торговать картошкой, чтобы денежки текли исправно. Разбогатеть не разбогатеем, но на прожитьё хватит. Я уже всё подсчитал. – Он нагнулся и погладил Пэдди. – Ещё часа два назад я думал, что всё это придётся делать одному. Но жизнь полна сюрпризов. Вот и ты тоже сюрприз, и очень приятный. Давай запрыгивай на борт, сынок, я тебе покажу что да как.
Вскоре Пэдди уже свернулся в кресле у растопленной дровяной печки и с любопытством осматривался. По барже расплывался гостеприимный запах съестного. Пэдди вздёрнул нос и с наслаждением втянул аромат.
– Бекон! – Джо засмеялся. – Надеюсь, ты его любишь, потому что я его ем тоннами. Хочешь, поделюсь корочками? У меня они получаются вкусные, хрустящие. Завтра у нас очень большой день. Теперь у нас с тобой каждый день будет большой и долгий, пока всё не закончим, а ночи, наверное, ещё больше и дольше. Тебе, небось, и невдомёк, о чём я тут говорю, правда? Ну, раз уж мы с тобой теперь вместе, сдаётся мне, ты имеешь полное право всё знать. Сначала вот бекона поешь. У меня ещё крекеры с отрубями есть. Вот так я в основном и питаюсь – бутерброды с беконом, коричневый соус и крекеры с отрубями. А картошку не ем. В рот не беру печёную картошку.
