Фицуильям Дарси.
Глава 13
Принимая от г-на Дарси письмо, Элизабет ожидала возобновленья вчерашних предложений — или же вовсе не питала ожиданий относительно содержания посланья. Однако, учитывая сие содержанье, легко предположить, сколь жадно читала она и какой разлад вызвало оно в ее душе. Едва ли найдутся слова, чтобы описать ее чувства. Поначалу она с изумленьем поняла, что он полагает, будто в силах принести извиненья, и неколебимо уверилась, что он не может объяснить ничего такого, чего праведный стыд не пожелает скрыть. С величайшим предубежденьем углубилась она в его повествованье о событьях в Незерфилде. Она читала с жадностью, коя едва ли дозволяла постиженье, и, в нетерпеньи желая узнать, что принесет следующая фраза, не обнаруживала способности вникнуть в смысл той, коя представала взору. Его уверенность в безразличьи ее сестры Элизабет тотчас отмела как ложь, а его описанье подлинных, наихудших возражений против брака слишком разозлило ее, чтобы явить автору справедливость. Он вовсе не сожалел о том, что натворил, и сие устраивало ее; стиль его дышал не раскаяньем, но высокомерьем. Воплощенная гордыня и дерзость.
Но когда засим последовал рассказ о г-не Уикэме, когда Элизабет с отчасти прояснившимся взором стала читать описанье событий, кое, если оно правдиво, начисто ниспровергло бы взлелеянное доброе мненье о сем джентльмене и столь тревожно походило на его собственную историю, боль ее стала еще острее, а чувства сильнее сопротивлялись определенью. Изумленье, опасенье, даже ужас сковали ее. Она желала все сие опровергнуть, то и дело восклицая: «Сие наверняка неправда! Не может такого быть! Это наверняка отвратительнейшая ложь!» — и, дочитав письмо, едва уразумев последние страницу-другую, она торопливо убрала посланье, твердя себе, что не станет ему доверять, что никогда более не взглянет на него.
В сем смятеньи, не в силах ни к чему прикрепиться мыслью, гуляла она дальше; нет, так не пойдет; через полминуты письмо было извлечено вновь, и, изо всех сил постаравшись собраться с духом, Элизабет вновь принялась читать оскорбительное живописанье Уикэма, заставляя себя вникать в суть всякой фразы. Повествованье о связи его с семейством из Пемберли в точности соответствовало тому, что он поведал сам; равно доброта покойного г-на Дарси, хотя прежде Элизабет не знала меры ее, соответствовала словам Уикэма. Покуда рассказы подтверждали друг друга, однако совершенно разошлись, едва дело дошло до завещанья. Все, что Уикэм рассказывал о приходе, свежо было в памяти Элизабет; припоминая его слова, она поневоле уверялась, что та либо иная сторона являет чудовищное двуличье, и несколько минут Элизабет льстила себя мыслью о том, что желанья не обманули ее. Но когда она прочла и с пристальнейшим вниманьем перечитала подробности, относившиеся до событий, кои имели место после отказа Уикэма от притязаний на приход и полученья им взамен столь значительной суммы в три тысячи фунтов, сомненья вновь одолели ее. Она сложила письмо и, понуждая себя к беспристрастности, в уме взвесила всякое обстоятельство — поразмыслила над вероятностью всякого тезиса, — однако тщетно. С обеих сторон — лишь утвержденья одни. Вновь она принялась читать. Но всякая строка яснее доказывала, что дело, кое, предполагала Элизабет, никаким хитроумьем невозможно представить так, чтобы поведенье г-на Дарси не оказалось, по меньшей мере, постыдным, угрожает принять оборот, кой совершенно г-на Дарси обелит.
Сумасбродство и распутность, кои он не усомнился поставить в вину г-ну Уикэму, беспредельно потрясли ее — потрясли тем более, что она не находила доказательства неправедности сих упреков. Она никогда не слыхала о г-не Уикэме прежде, нежели он вступил в ***ширский полк, куда попал под воздействием уговоров молодого человека, кой, по случайности встретив г-на Уикэма в городе, возобновил поверхностное знакомство. О прежней жизни его в Хартфордшире знали только то, что он поведал сам. Что касается истинной его натуры, Элизабет, даже будь она в силах собрать сведенья, никогда не стремилась сего разузнать. Его наружность, голос и манеры тотчас наделили его всеми мыслимыми добродетелями. Она пыталась припомнить некий пример доброты, некое выдающееся свидетельство честности или щедрости, кои спасли бы г-на Уикэма от нападок г-на Дарси или хотя бы преобладаньем добродетели искупили бы случайные промахи, под каковыми она пыталась разуметь то, что г-н Дарси называл праздностью и многолетней порочностью. Но ни одно воспоминанье не примчалось к ней на помощь. Г-н Уикэм мгновенно возникал пред ее взором во всем очарованьи обличья и манер, но ей вовсе не припоминалось особых его достоинств, помимо общего одобренья округи и расположенья, кое светскость заслужила ему в полку. Продолжительно поразмыслив о сем обстоятельстве, она продолжила читать. Но увы — дальнейшая история о его замыслах относительно юной г-жи Дарси отчасти подтверждалась беседою Элизабет с полковником Фицуильямом, имевшей место всего лишь накануне утром, а в конце г-н Дарси предлагал за удостовереньем всякой подробности обратиться к самому полковнику — от коего она уже получила сведенья касаемо тщательнейшего вниманья его ко всем делам кузенов и в характере коего не было резонов сомневаться. В какую-то минуту она почти решилась обратиться к нему, однако порыв сей был сдержан неловкостью подобных расспросов и в конце концов начисто подавлен убежденностью в том, что г-н Дарси ни за что не рискнул бы предложить подобное, если б не был совершенно уверен в поддержке кузена.
Она дословно помнила все, что было сказано ею и Уикэмом в первый вечер у г-жи Филипс. Многие выраженья ее визави по сей день пребывали свежи в памяти. Лишь теперь поразила ее неприличность подобных рассказов постороннему, и Элизабет недоумевала, отчего сие обстоятельство бежало ее прежде. Она сознавала бестактность выпячиванья себя подобным манером; слова г-на Уикэма не сочетались с его поступками. Она вспомнила, как он хвастался, что не боится видеться с г-ном Дарси — что г-н Дарси может покинуть графство, он же сам не уступит, и однако спустя какую-то неделю Уикэм не явился на бал в Незерфилде. Равно вспомнила она, что до отбытья обитателей Незерфилда он поведал сию историю лишь ей
