— С нею госпожа Эннсли. Остальные вот уже три недели как отбыли в Скарборо.
Она не придумала, что бы еще сказать; но если он желает с нею побеседовать, мог бы попробовать и сам. Он, однако, несколько минут простоял подле нее в молчаньи и, когда в конце концов одна из молодых дам зашепталась с Элизабет, отошел прочь.
Как только чайные чашки исчезли и были расставлены карточные столы, все дамы поднялись, и Элизабет понадеялась, что вскоре он к ней подойдет; но все ожиданья ее были низвергнуты, едва она увидела, что он пал жертвою жадности ее матери до игроков в вист и уже сидит с остальными. Ныне все ожиданья пошли прахом. На весь вечер они были прикованы к разным столам, и ей не на что стало рассчитывать — вот разве что пускай взор его почаще обращается на ее половину комнаты, дабы в игре ему не везло, как не везло ей.
Г-жа Беннет помышляла залучить двух джентльменов из Незерфилда на ужин, однако их экипаж, к несчастью, был заложен прежде остальных, и задержать их не удалось.
— Ну-с, девочки, — сказала г-жа Беннет, когда все гости их покинули, — что скажете? По-моему, все прошло на редкость замечательно, честное слово. Обед получился весьма хорош. Оленину зажарили так, что лучше не бывает, — и все сказали, что в жизни не видели такой жирной вырезки. Суп вышел в пятьдесят раз лучше, чем тот, что мы ели на прошлой неделе у Лукасов, и даже господин Дарси признал, что куропатки приготовлены замечательно, а я так думаю, у него по меньшей мере две-три французские кухарки. И, дорогуша Джейн, я в жизни не видала тебя такой красавицею. И госпожа Лонг то же говорит, потому как я ее нарочно спросила. И что, по-твоему, она еще сказала? «Ах, госпожа Беннет, мы все-таки увидим вас в Незерфилде». Так и сказала, честное слово. Коли меня спросите, лучше госпожи Лонг и не бывало на свете женщины — а племянницы ее очень воспитанные девушки и притом совсем не хорошенькие; я их люблю беззаветно.
Короче говоря, г-жа Беннет пребывала в великолепном расположеньи духа; она достаточно понаблюдала за Бингли, дабы убедиться, что в итоге Джейн его получит, и в ликованьи ее расчеты на всяческие блага для семейства столь превышали все резоны, что она немало огорчилась, когда назавтра он не явился делать предложение.
— Очень славный получился день, — сказала юная г-жа Беннет Элизабет. — Так правильно выбраны гости, так друг другу подходят. Надеюсь, мы еще не раз встретимся.
Элизабет улыбнулась.
— Лиззи, не надо так. Не подозревай меня. Это убивает. Уверяю тебя, ныне я могу наслаждаться беседами с ним, потому что он приятный и разумный молодой человек, а более я ничего не желаю. Таковы его манеры — я совершенно убедилась, что он никогда не замышлял добиться от меня привязанности. Просто он, как никакой другой мужчина, одарен обаяньем и вообще приветливостью.
— Ты очень жестока, — заметила ее сестра. — Ты не дозволяешь мне улыбаться, а сама смешишь всякую минуту.
— Как порою трудно внушить, что ты говоришь правду! — И как порою невозможно!
— Но с какой стати ты желаешь уверить меня, будто я чувствую больше, нежели признаю?
— Я едва ли знаю, как ответить на сей вопрос. Мы все любим поучать, хотя научить можем лишь тому, чего знать не стоит. Прости; а если настаиваешь на своем равнодушии, не поверяйся мне.
Глава 13
Спустя несколько дней г-н Бингли пришел вновь, и к тому же один. Друг его утром отбыл в Лондон, но собирается вернуться через десять дней. Бингли просидел с ними больше часа и был замечательно жизнерадостен. Г-жа Беннет пригласила его отобедать, однако он, пространно выразив сожаленье, отвечал, что обещался в другом доме.
— В следующий раз, как заглянете, — сказала она, — я надеюсь, нам повезет больше.
Он будет совершенно счастлив в любое время, и т. д., и т. п., и если она позволит, при первой же возможности их навестит.
— Свободны ль вы завтра?
Да, на завтра у него нет ни малейших замыслов; приглашенье было принято весьма охотно.
Он явился, и к тому же в столь удачную минуту, когда ни одна из дам еще не успела одеться. Г-жа Беннет, в халате и полупричесанная, влетела в комнату дочери с криком:
— Дорогуша Джейн, поторопись и спускайся быстрее. Он пришел — господин Бингли, он пришел. Пришел, ну надо же. Скорее, скорее. Давай, Сара, сию минуту к юной госпоже Беннет, помоги ей одеться. Да брось ты прическу госпожи Лиззи.
— Мы спустимся, как только сможем, — отвечала Джейн, — но, кажется, Китти нас всех опередила — она ушла наверх полчаса назад.
— Да забудь ты про Китти, при чем тут Китти? Давай быстрее, быстрее! Где твой кушак, дорогуша?
Но когда мать ушла, Джейн так и не уговорили спуститься без остальных сестер.
Столь же настырно г-жа Беннет вновь попыталась оставить их одних вечером. После чая г-н Беннет по обыкновенью отбыл в библиотеку, а Мэри ушла наверх к фортепьяно. Два препятствия из пяти были тем самым устранены; засим г-жа Беннет довольно долго просидела, совершенно безрезультатно подмигивая Элизабет и Кэтрин. Элизабет предпочитала на нее не смотреть, а Китти, едва взглянув, весьма невинно осведомилась:
— Что такое, мама́? Почему вы мне подмигиваете? Что я должна сделать?
— Ничего, дитя мое, совсем ничего. И вовсе я тебе не подмигивала. — Она просидела смирно еще пять минут, но, не желая впустую терять столь бесценный случай, внезапно вскочила и, сказав Китти: — Пойдем, милая, мне нужно с тобою поговорить, — вывела ее из комнаты. Джейн тут же покосилась на Элизабет, явив огорченье подобными умыслами и мольбу не поддаваться. Через несколько минут г-жа Беннет приоткрыла дверь и позвала: — Лиззи, дорогуша, я хочу побеседовать с тобою.
Элизабет пришлось уйти.
— Можно бы и оставить их наедине, знаешь ли, — сказала ее мать, едва они очутились в вестибюле. — Мы с Китти идем наверх, посидим у меня в гардеробной.
Элизабет не попыталась ее урезонить, однако потихоньку задержалась в вестибюле и, когда мать и сестра скрылись из виду, вернулась в гостиную.
В тот день замыслы г-жи Беннет оказались безуспешны. Бингли был само очарованье — вот только не признавался в любви ее дочери. Его сердечность и жизнерадостность сделали его весьма приятным дополненьем к вечерним посиделкам, и он сносил неразумную услужливость матери и выслушивал ее глупые тирады с самообладаньем и невозмутимостью, кои особо грели дочери душу.
Он едва ли нуждался в приглашеньи на ужин,
