— А если бы я сказал, что знаю?
Она порывисто подняла голову. Шум, болтовня, слуги, кухня, Пемберли — всё закружилось, смолкло и куда-то исчезло. Остались только устремленные на нее темные глаза.
— Скажите.
— Он жив.
— Вы его видели?
— По крайней мере, был жив несколько дней назад.
— Где?..
Птолемей сжал зубы, задержал на ней взгляд и надолго отвернулся. И снова заговорил, водя рукой по скатерти, сметая с нее крошки и снова их рассыпая:
— Мы пересекали пески, возвращаясь из Алверстона. Всего несколько дней назад, под конец нашей поездки по Озерному краю. И тут гляжу — он, лакей из Лонгборна, Смит. Тоже через пески, только в обратную сторону, на север… Он был с дорожными инженерами, они ехали целым отрядом — снаряжение, подводы с грузом. Видел его всего мгновение, пока мы не разминулись, но тут же его узнал, и он узнал меня. Всего миг, а потом мы разъехались — вот и все.
Сара прижала ко рту ладонь.
— Ну вот, — закончил Птолемей. — Я подумал, ты должна это знать.
Она коснулась его рукава:
— Вы твердо, совершенно уверены, что это был он?
Птолемей посмотрел на ее пальцы, теребящие белоснежный хлопок.
— Конечно. Я же был с ним знаком. Да, уверен. — И он поднял руку, так что ее рука упала.
Он отвернулся, откашлялся и вновь обратился к соседке справа, а на Сару больше не взглянул и не сказал ей ни слова.
Благовещение. День, когда нанимают и увольняют, день начал и завершений. День, в саму ткань которого, в каждый его тягостный час вплетены перемены. День, когда платят по счетам, вспоминают, что было куплено, что продано и за какую цену. В этот день каждому надлежит оценить, стоит ли все это тех денег, что были уплачены.
Письменный стол миссис Дарси был переставлен от окна на середину ее маленькой гостиной. Красавица хозяйка выглядела взволнованной и усталой. Перед ней на столе лежала раскрытая конторская книга. Миссис Рейнольдс стояла в стороне на почтительном расстоянии на случай, если потребуется ее помощь, — ведь это дебют молодой хозяйки.
Все расчеты за прошедший квартал миссис Рейнольдс держала в своих твердых руках. Миссис Дарси, без сомнения, обладала не менее четким почерком, но эта работа стоила ей большого труда, при подсчете сумм она подпирала щеку изнутри языком и улыбалась каждому, кто ставил свою подпись, а потом награждала мелкими монетами. Элизабет старалась изо всех сил, Сара это понимала. Миссис Дарси делала то, что от нее требовалось.
Весомая награда за труды легла Саре на ладонь, девушка сделала реверанс.
Элизабет одарила Сару ласковой улыбкой, поблескивая кольцами на пальцах, покуда Сара делала отметку в графе «Выплачено». Вот перо пошло вниз, выводя последний штрих, и тогда Сара заговорила:
— Мадам, позвольте мне…
С лица миссис Дарси не сходила спокойная улыбка.
— Слушаю, Сара.
— Мадам… я надеюсь, это не причинит вам больших неудобств, но я бы хотела на этом закончить.
— Закончить?
— Уволиться со службы.
— Но… — Улыбка застыла на лице миссис Дарси. — Почему?!
— Что-то не так, мадам? — Бдительная миссис Рейнольдс подошла поближе.
Миссис Дарси всплеснула руками:
— Она хочет уволиться!
Миссис Рейнольдс повернулась к Саре:
— К вам здесь плохо относились? Разве вам не выказывали всяческого расположения?
— Да, — ответила Сара. — Да, конечно, вы были очень добры ко мне, я так благодарна.
Миссис Дарси откинулась на спинку стула и покачала головой.
— Возможно, работа показалась чересчур тяжелой? — продолжала миссис Рейнольдс. — Разве вас слишком загружали? Не станете же вы отрицать, что вам предоставлены самые благоприятные условия, в каких вам не приходилось работать прежде и вряд ли когда доведется?
Сара закивала. Это правда, ничего не скажешь.
У миссис Дарси был удивленный и огорченный вид.
— Может, тебя пытаются вернуть назад, в Лонгборн? Матушка настаивает на твоем возвращении? Или миссис Хилл?
— Если бы вдруг такое случилось, они должны были бы вначале сообщить об этом вам, мадам.
— Может быть, ты, — при этой мысли лицо миссис Дарси омрачилось, она наклонилась вперед и понизила голос, как если бы речь шла о чем-то постыдном, — отчего-то несчастлива здесь? Ты… тоскуешь по дому?
— Да, — согласилась Сара, — так оно и есть.
Она выпросила у конюха кожаный ранец вместо старого деревянного сундучка, так что теперь нести свои пожитки стало куда легче. Бедный парень, узнав, что она увольняется, впал в безутешное горе, но был рад оказать ей услугу. Что-то невнятно бормоча, он протянул ей ранец, а Сара в знак благодарности поцеловала его в гладкую щеку.
Узкая тропинка начиналась за домом и поднималась к западной границе парка. Оттуда она карабкалась вверх через лесок, на дорогу для конных экипажей, а та вела дальше, за холмы, в направлении, которое, согласно общему мнению, считалось северо-западным. Сара собиралась идти по дороге от селения к селению, пока не доберется до Честера. Из Честера можно было дойти до Ланкастера, а оттуда к пескам, которые она намеревалась пересечь пешком и достичь северной части страны. Кучер семейства Бингли, только что вернувшийся из тех краев, поделился с ней этими крупицами знания. Правда, при этом он посматривал на Сару как на пациентку Бедлама[144]: будь девушка в здравом рассудке, она не отправилась бы бродяжничать, предпочтя безопасной и сытой жизни в Пемберли холод, неуют и одиночество большой дороги со всеми ее опасностями.
Оставшись в комнате одна, Сара примерила ранец с вещами. Без деревянного ящика, оттягивавшего руки, ноша показалась ей почти невесомой.
На дороге она, конечно, будет не одна. Там всегда ходят люди, особенно в расчетные дни, во время найма работников, когда по всей стране начинается поистине великое переселение народов. Ей повстречаются другие женщины и девушки, они пойдут все вместе, и так она, глядишь, доберется до самого конца своего пути.
Дверь в комнатушку открылась без стука, вошла миссис Рейнольдс:
— Госпожа желает еще раз переговорить с вами.
В комнате для завтрака миссис Дарси шила что-то крохотное и белое. Она отпустила миссис Рейнольдс, но не встала с одного из парных кресел у камина. Она была бледна и, казалось, взволнованна — руки теребили шитье, она взглянула на Сару, но тут же отвела глаза и что-то произнесла, но так тихо, что Сара не разобрала слов. Сара в нерешительности осталась там, где стояла, посреди узорчатого ковра, и лишь теперь увидела, к кому обращалась миссис Дарси: во втором кресле, напротив супруги, сидел мистер Дарси. Сара заметила его, только когда он нагнулся к жене и что-то промолвил
