Я удивленно посмотрел на него:
— Разве вы ждали так рано кого-нибудь?
— Да, — сказал он тихо. — Мою жену. Она еще не пришла. Вы не видели ее?
Я покачал головой.
— Я ушел час назад.
Он кивнул:
— Нет, я только подумал… ведь могло случиться, что вы ее видели.
Я пожал плечами:
— Вероятно, она придет позднее. Вы ей не звонили?
Он посмотрел на меня с какой-то робостью:
— Вчера вечером она ушла к своим знакомым. Не знаю точно, где они живут.
— А вы знаете их фамилию? Тогда можно справиться по телефону.
— Я уже пробовал. В справочном бюро такой фамилии не знают.
Он посмотрел на меня, как побитая собака.
— Она говорила о них всегда так таинственно, а стоило мне спросить, как она начинала злиться. Я и перестал. Я был рад, что ей есть куда пойти. Она всегда говорила, что я хочу лишить ее даже такой маленькой радости.
— Может быть, она еще придет, — сказал я. — Я даже уверен, что она скоро придет. А вы не позвонили на всякий случай в скорую помощь и в полицию?
— Всюду звонил. Там ничего не известно.
— Ну что ж, — сказал я, — тогда тем более не надо волноваться. Может быть, вчера вечером она плохо себя почувствовала и осталась ночевать. Ведь такие вещи часто случаются. Через час-другой она, вероятно, будет здесь.
— Вы думаете?
Отворилась дверь кухни, и оттуда вышла Фрида с подносом в руках.
— Для кого это? — спросил я.
— Для фройляйн Хольман, — ответила она, раздражаясь от одного моего вида.
— Разве она уже встала?
— Надо думать, что встала, — ответила Фрида, готовая сцепиться со мной, — иначе она, наверно, не позвонила бы мне.
— Благослови вас господь, Фрида, — сказал я. — По утрам вы иной раз просто обаятельны! Не могли ли бы вы заставить себя приготовить кофе и для меня?
Она что-то промычала и пошла по коридору, презрительно вертя задом. Это она умела. Никогда еще я не видел женщину, которая делала бы это так выразительно.
Хассе стоял и ждал. Мне вдруг стало стыдно, когда, обернувшись, я увидел его рядом, такого тихого и покорного.
— Через час или два вы успокоитесь, — сказал я и протянул ему руку, но он не подал мне руки, а только странно посмотрел на меня.
— Мы не могли бы ее поискать? — спросил он тихо.
— Но вы же не знаете, где она.
— А может быть, все-таки стоит ее поискать, — повторил он. — Вот если бы взять вашу машину… Я, конечно, заплачу, — быстро добавил он.
— Не в этом дело, — ответил я. — Просто это совершенно бесцельно. Куда мы, собственно, поедем? К тому же, в такое время едва ли она будет на улице.
— Не знаю, — сказал он все так же тихо. — Я только думаю, что стоило бы ее поискать.
Прошла Фрида с пустым подносом.
— Мне нужно идти, — сказал я, — и мне кажется, что вы зря волнуетесь. Я, конечно, охотно оказал бы вам такую услугу, но фройляйн Хольман должна скоро уехать, и мне хотелось бы побыть с ней сегодня. Возможно, это ее последнее воскресенье здесь. Вы меня, конечно, понимаете.
Он кивнул.
Я жалел его, но мне не терпелось пойти к Пат.
— Если вам все-таки хочется немедленно поехать, возьмите любое такси, — продолжал я, — но не советую. Лучше подождите еще немного, — тогда я позвоню моему другу Ленцу, и он поедет с вами на поиски.
Мне казалось, что он совсем не слушает меня.
— Вы не видели ее сегодня утром? — вдруг спросил он.
— Нет, — ответил я удивленно. — Иначе я бы уже давно сказал вам об этом. Он снова кивнул и с совершенно отсутствующим видом, не проронив больше ни слова, ушел в свою комнату.
* * *Пат успела зайти ко мне и нашла розы. Когда я вошел а ее комнату, она рассмеялась.
— Робби, — сказала она, — я все-таки довольно наивна. Только от Фриды я узнала, что свежие розы в воскресенье, да еще в этакую рань, несомненно пахнут воровством. Вдобавок она мне сказала, что этот сорт не найти ни в одном из ближайших цветочных магазинов.
— Думай, что хочешь, — ответил я. — Главное, что они доставляют тебе радость.
— Теперь еще большую, чем когда-либо, милый. Ведь ты добыл их, подвергая себя опасности!
— Да еще какой опасности! — Я вспомнил священника. — Но почему ты так рано поднялась?
— Не могла больше спать. Кроме того, я видела сон. Ничего хорошего.
Я внимательно посмотрел на нее. Она выглядела утомленной, под глазами были синие круги.
— С каких пор ты видишь плохие сны? — спросил я. — До сих пор я считал это своей специальностью.
Она покачала головой:
— Ты заметил, что на дворе уже осень?
— У нас это называется бабьим летом, — возразил я. — Ведь еще цветут розы. Просто идет дождь, — вот все, что я вижу.
— Идет дождь. Слишком долго он идет, любимый. Иногда по ночам, когда я просыпаюсь, мне кажется, что я похоронена под этим нескончаемым дождем.
— По ночам ты должна приходить ко мне, — заявил я. — Тогда у тебя не будет таких мыслей. Наоборот, так хорошо быть вместе, когда темно и за окном дождь.
— Может быть, — тихо сказала она и прижалась ко мне.
— Я, например, очень люблю, когда в воскресенье идет дождь, — сказал я. — Как-то больше чувствуешь уют. Мы вместе, у нас теплая, красивая комната, и впереди свободный день, — по-моему, это очень много.
Ее лицо просветлело:
— Да, нам хорошо, правда? — По-моему, нам чудесно. Вспоминаю о том, что было раньше. Господи! Никогда бы не подумал, что мне еще будет так хорошо.
— Как приятно, когда ты так говоришь. Я сразу всему верю. Говори так почаще.
— Разве я не часто говорю с тобой так?
— Нет.
— Может быть, — сказал я. — Мне кажется, что я недостаточно нежен. Не знаю, почему, но я просто не умею быть нежным. А мне бы очень хотелось…
— Тебе это не нужно, милый, я и так понимаю тебя. Но иногда все-таки хочется слышать такие слова.
— С сегодняшнего дня я их стану говорить всегда. Даже если самому себе буду казаться глупым.
— Ну уж и глупым! — ответила она. — В любви не бывает глупостей.
— Слава богу, нет, — сказал я. — А то просто страшно подумать, во что можно было бы превратиться.
Мы позавтракали вместе, потом Пат снова легла в постель. Так предписал Жаффе.
— Ты останешься? — спросила она, уже укрывшись одеялом.
— Если хочешь, — сказал я.
— Я бы хотела, но это необязательно…
Я подсел к ее кровати:
— Ты меня не поняла. Я просто вспомнил: раньше ты не любила, чтобы на тебя смотрели, когда ты спишь.
— Раньше да… но теперь я иногда боюсь… оставаться одна…
— И со мной это бывало, — сказал я. — В госпитале, после операции. Тогда я все боялся уснуть ночью. Все время бодрствовал и читал
