– Как он? Без изменений? Надеюсь, не начал еще… рассыпаться?
– Только не говори мне, что это может произойти, – прохрипел я, борясь с подкатившим немедленно к горлу комом.
– Надеюсь, не может, но иногда… – Сэм закрыла глаза, собираясь с духом. – Иногда через несколько дней…
Она так и не договорила, но и того, что уже было сказано, мне было достаточно, и я ощутил себя еще более виноватым, чем прежде.
– Когда мы найдем камень Скофнунг, то сможем каким-нибудь способом раскаменить Блитца?
Конечно, мне следовало спросить об этом гораздо раньше. Прежде чем я превратил друга в кусок гранита. Но времени у меня тогда ведь было в обрез, и я в тот момент думал только о том, чтобы не дать Блитцу уйти.
– Будем надеяться, – ответила Сэм.
– Очень оптимистически.
Хэртстоун повернулся к Самире:
– Самолет? – Жесты его были скупыми, а лицо злым. – Ты уронишь и Магнуса, и меня, поэтому с нами не полетишь.
Сэм дернулась, как от пощечины, но, взяв себя в руки, приложила ладонь к лицу, а затем указала пальцем на небо. Мол, я все понимаю. Хэрт, отвернувшись от нас, принялся доупаковывать гнома.
– Дай ему время, – сказал я Сэм. – Ты не виновата.
– Хотелось бы в это верить, – насупилась она.
Я рвался утешить ее, сказать, что Локи не вечно будет ее контролировать, мы обязательно найдем способ его обуздать, но мне было ясно: сейчас никакие слова на нее не подействуют. Она слишком охвачена чувством вины. И я лишь спросил:
– Что имел в виду Хэрт? Почему он сказал, что ты всех нас уронишь?
– Объясню, когда будем в воздухе. – Вытащив из кармана телефон, она проверила, сколько времени. – Сейчас зухр, и у нас еще двадцать минут до прибытия самолета. Магнус, ты не пойдешь со мной?
Я понятия не имел, что такое зухр, однако послушно за ней последовал к травянистому островку земли в центре идущей кольцом дороги.
Самира, запустив руки в рюкзак, достала оттуда сложенный кусок синей ткани, похожей на большой платок. «Пикник здесь решила устроить?» – удивился я, глядя, как она расстилает его на траве, но почти тут же заметил, что он направлен строго к юго-востоку.
– Это что, молитвенный коврик?
– Да, – подтвердила она. – Сейчас время полуденной молитвы. Покараулишь меня?
– Что? Что? – уставился я на нее с таким ощущением, будто она доверяет мне присмотреть за грудным ребенком. Ни разу еще за все время знакомства с ней не видел, чтобы она молилась. Мне раньше казалось, она вообще это редко делает. Сам бы я именно так бы на ее месте и поступал: как можно меньше религиозного.
– Как ты можешь молиться в такой момент? – произнес я вслух.
Она горестно усмехнулась.
– Для меня вопрос стоит по-другому. Как я могу в такой момент не молиться? Да ты успокойся. Это займет совсем мало времени. Просто покарауль меня. Вдруг тролль какой-нибудь атакует или кто-то еще.
– Почему же я раньше не видел, как ты это делаешь? – упорно хотелось выяснить мне.
Сэм пожала плечами:
– Я молюсь по пять раз ежедневно, как это и полагается. Обычно уединяюсь в укромном месте. Но если я путешествую или оказываюсь в опасной ситуации, то откладываю момент молитвы, пока обстоятельства не станут более благоприятными. Такое наша религия разрешает.
– Именно потому ты и не молилась, когда мы были в Йотунхейме?
Она кивнула:
– Все верно. Но в данный момент опасность нам вроде не угрожает, и мне не хотелось бы пропустить час молитвы. Надеюсь, у тебя нет возражений?
– Да… То есть нет, – совсем от растерянности запутался я. – Конечно, молись.
К ситуациям нереальным мне не привыкать. Чего стоит хоть банка с рассолом в баре у Трима. А еще я смывался от свирепой белки мужского рода по Мировому дереву. Спускался по занавеске в столовую великана. Но, несмотря на все это, дежурство возле Самиры аль Аббас, пока она молится, у меня вызывало немалый шок.
Сэм сняла обувь и, сцепив руки на животе, застыла с полуприкрытыми веками возле своего коврика. Затем что-то тихонько шепнула. Поднесла руки к ушам – жест, который на языке немых означает: «Слушай внимательно». А потом стала читать молитву – нежный и мелодичный речитатив на арабском, звучавший проникновенно и чисто, словно она нараспев читала любимое лирическое стихотворение. Наконец она поклонилась, выпрямилась, встала на колени, поджав под себя пятки, и, низко опустив голову, прижалась лбом к коврику.
Я наблюдал за ней на дистанции, которая мне казалась почтительной, и, надеюсь, она не подумала, будто я на нее таращусь. Зрелище, должен признаться, заворожило меня. Кажется, я ей немного завидовал. Она ведь даже после того, что с нами сегодня случилось, смогла вознести молитву, обрести в себе мир и окружить себя маленькой зоной спокойствия. Неплохо бы и самому такое уметь. Но я никогда не молился. Не верилось мне в одного всемогущего Бога, может быть, потому и не снисходила на меня, как на Сэм, благодать умиротворенности.
Она, сложив коврик, встала.
– Спасибо, Магнус.
– Тебе теперь легче? – пожал я плечами, все еще чувствуя себя посторонним на чужом празднике.
Она хмыкнула.
– Это, Магнус, не волшебство.
– Ну, с волшебством мы с тобой постоянно сталкиваемся, – сказал я. – С ним-то все ясно. А вот верить в кого-то, кто посильнее всех этих древнескандинавских богов, по-моему, гораздо труднее, особенно если… Ты только не обижайся, но ведь твой этот большой всемогущий чувак никогда не вмешивается, чтобы помочь.
– Не вмешивается. Не навязывает свою помощь. Не заставляет… – проговорила Сэм, запихивая в рюкзак синий коврик. – А ты не считаешь, что именно это по-настоящему и божественно, и милосердно?
– А вероятно, и впрямь, – кивнул я.
Сэм вроде сейчас не плакала, но уголки ее глаз как-то странно порозовели, словно она прослезилась, как и молилась, тайно, найдя укромное место, чтобы никто не видел и не замечал.
Она перевела взгляд на небо.
– К тому же, с чего это ты так уверен, будто Аллах не помогает? Вот. Видишь? – указала она на сияющий среди облаков силуэт самолета. – Барри прибыл. Пошли его встретим.
Сюрприз! Самолет к нам прибыл не только с пилотом Барри, но и с бойфрендом Самиры.
Она еще бежала по полю, когда из открывшейся двери «Сессны» вышел Амир Фадлан и первым начал спускаться по трапу. В темных очках с золотой оправой и коричневой кожаной куртке, надетой на майку с логотипом «Фалафельной Фадлана», он вполне мог сойти за чувака авиатора с рекламного постера часов «Брайтлинг».
Сэм углядела его слишком поздно. Возможность смыться была отрезана. Сбившись с бега на шаг, она кинула на меня панический взгляд и побрела навстречу своему суженому. Может, мне стоило для поддержки пойти с ней вместе, но я в тот момент помогал Хэртстоуну волочь к самолету каменного гнома.
Сэм и Амир, стоя на нижней ступеньке трапа, обменивались какими-то репликами,
