– А можно спросить, как… – У меня вдруг иссяк запас слов, и я просто повибрировал руками в воздухе.
– Имеешь в виду, как это работает? – Она хмыкнула. – Только не делай, пожалуйста, вывод, что я представитель каждого человека с подвижным гендером. Такой, знаешь, посол меньшинств или ребенок с плаката. Я – это именно я. – Она в свою очередь повибрировала руками в воздухе, передразнивая меня. – И изо всех сил пытаюсь всегда оставаться собой.
Такая честность с ее стороны нравилась мне куда больше, чем когда она отрезала гарротой мне голову или нападала на меня, обратившись гепардом.
– Но раз ты оборотень, то, наверное, очень легко способна в любой момент становиться кем хочешь, – предположил я.
Ее более темный глаз дернулся. Похоже, я, сам того не желая, нащупал больную точку.
– В этом-то и ирония. – Она подняла со стола нож для разрезания бумаги и принялась вертеть его в разные стороны под разноцветными бликами света, льющегося сквозь витраж. – Я и впрямь могу выглядеть как мне угодно. Но пол поменять по собственной воле мне не удается. Он именно потому и подвижен, что я не могу его контролировать. Сама я причисляю себя к женскому полу и большей частью такой и являюсь. Но выпадают дни, когда я становлюсь мужчиной, и не смей меня спрашивать, в чем это выражается.
Удачно, что еще не успел спросить. Вопрос-то как раз уже вертелся у меня на языке.
– Но почему же тогда ты не выберешь для себя «оно» или «они»? – поинтересовался я. – И путаницы стало бы меньше, и постоянно местоимения менять бы не приходилось.
– Для кого меньше путаницы? Для тебя?
У меня, должно быть, отвисла челюсть. Во всяком случае, в глазах Алекс я без труда прочитал: «Перестань из себя изображать идиота!» Оставалось только надеяться, что Хеймдалль в это время не делает гифку нашего разговора, чтобы выложить ее потом в Сеть.
– Есть и такие, которые выбирают себе «оно» или «они», – ответила она. – Но у них другие проблемы, чем у меня. Хотят, чтобы к ним обращались так, сугубо их личное дело. Но мне лучше менять местоимения. Иначе это не я. Короче, когда я она, то она. А когда он, то он. И никакие не они. И тем более не оно. Усек?
– А если скажу, что нет, ты мне сделаешь больно?
– Зачем?
– Тогда не очень усек.
– Ну, в общем, и необязательно, – пожала плечами Алекс. – Просто прояви немного уважения.
– Проявить уважение к девушке? Вот уж легко. Особенно если для неуважающих у нее припасена острая гаррота, – бодренько отозвался я.
Мои слова ей определенно понравились, и от улыбки, которой она мне ответила, даже кабинет Рэндольфа, кажется, начал выглядеть гораздо уютнее.
– Так, – перешел я к делу. – А теперь попытаемся отыскать здесь какую-нибудь подсказку, которая даст нам понять, что происходит сейчас с моим дядей.
Я принялся осматривать полки с таким целеустремленным видом, как будто бы точно знал, что хочу там найти. Ни тайных посланий, ни рычажков, открывающих двери в скрытые от посторонних глаз помещения, не обнаруживалось. Это только в игре Скуби Ду на такие вещи наталкиваешься постоянно, а в жизни, видать, все сложнее.
Алекс тем временем прошерстила ящики дядиного стола.
– Значит, ты раньше тоже жил в этом большом мавзолее? – спросила она.
– К счастью, нет, – покачал я головой. – У нас с мамой была квартира в Олстоне. Но мама умерла, и я оказался на улице.
– Но ведь у твоей семьи были деньги, – удивилась Алекс.
– У Рэндольфа, – уточнил я, взяв с полки фото, где он был запечатлен вместе с Кэролайн, Обри и Эммой. Смотреть на этот снимок мне было больно. Я торопливо перевернул его. – Хочешь спросить, почему я не переехал к ним вместо того, чтобы стать бездомным?
Она фыркнула.
– Вот уж дурацкий вопрос. Никогда не спросила бы.
За тоном, которым Алекс это произнесла, легко было угадать горечь знания, что такое богатые, но неприятные родственники.
– Ты и сама из похожего места? – поинтересовался я.
Алекс со стуком задвинула ящик стола.
– Моя семья обладала всем, о чем только можно мечтать, кроме доброты и сына, ну или наследника, который казался бы им достойным.
Я попытался себе представить Алекс в таком же, как этот, особняке или на элегантном приеме вроде того, который устроил мистер Олдерман.
– Твоя семья знала, что твой отец Локи?
– О да. Уж об этом он позаботился. И мои смертные родители возложили на него всю вину за то, что я получилась такой. Он, мол, внушил мне извращенные представления, вбил в голову множество разных вредных идей, ну и пошло-поехало.
– А родители… Они потом не забыли все самым удобным для себя образом, как бабушка с дедушкой Сэм?
– Если бы. – Алекс вздохнула. – Именно Локи и позаботился, чтобы они запомнили. Открыл им, так сказать, навечно глаза. Ну точно как ты проделал с Амиром. Вот только намерения у моего родителя были не такие добрые.
– Я ничего не проделывал с Амиром, – возразил я ей.
Алекс со сложенными на груди руками подошла ко мне. Фланелевая рубашка в розово-зеленую клетку, синие джинсы классического покроя и самые заурядно-практичные походные ботинки, разве что шнурки в них отблескивали розовым металликом.
Ее разного цвета глаза пристально смотрели в мои, и мне показалось, что из-за этого мысли у меня устремились вдруг в разных направлениях.
– Ты и вправду считаешь, будто бы ничего не проделал с Амиром? – спросила она. – А не помнишь, случайно, как ты за плечи его схватил? Как твои руки вдруг стали светиться?
– Светиться? – уставился я на нее. Ведь Амир не нуждался в лечении, и сознательно я энергию Фрея тогда уж точно не вызывал.
– Ты спас его, Магнус, – очень серьезно проговорила Алекс. – Даже мне это было видно. Без тебя он бы просто сломался от напряжения. Но ты послал ему гибкость сознания, и только по этой причине он не сошел с ума.
Взгляд ее разноцветных глаз пронизывал все мое существо насквозь, как сияние Радужного моста Биврёст. Это был свет восхищенного одобрения. Получалось, на самом деле я даже не понимал, что творю с Амиром.
– Проснись, – ударила меня кулаком в грудь Алекс. – Кажется, нам с тобой пора здесь закругляться. Мне в этой берлоге становится трудно дышать.
– Да, да. Конечно. – Врезала она мне конкретно, и от боли я даже сморщился.
Мне тоже дышать было трудно, но по другой причине. Никак не мог внутренне переварить, что, оказывается, излечил ненароком Амира от помешательства. И еще этот пронзительный взгляд Алекс…
Я понял внезапно, кого она мне напоминает. Маленькая, изящная, энергия бьет через край, волосы нарочито неровно подстрижены, фланелевая рубашка, джинсы, походные ботинки, полное пренебрежение к тому, кем сочтут
