Грампластинка закончилась, и Ланни, как более молодой и подвижный, встал и остановил патефон. Он стоял подле него, глядя на толстого маршала. "Клянусь Богом, вы поймали его врасплох!" — воскликнул он.
Der Dicke затрясся от смеха. — "Можете ли вы представить себе такого дурака?"
— Он знает, что у вас есть эта запись?
— Herrgott, nein! У нас есть новое и чудесное изобретение, которое ловит даже самый тихий шёпот.
Ланни внутренне содрогнулся, вспоминая сцену в Каринхаллее, когда его отец написал ему записку, предостерегая его от слишком сердечных отношений с женой Германа. А также случаи, когда он сплетничал с Хильде, и когда у него был соблазн посплетничать с Седди в отеле Мюнхена. И было ли ещё место, где он поддался искушению?
"Это всего лишь несколько отрывков, которые мы собрали на одной пластинке", — добавил маршал, все еще улыбаясь. — "Я мог бы проиграть вам все это, только всё это заняло бы несколько часов и было бы очень скучно".
Ланни сказал: "Пока шли эти переговоры, я пытался занять себя разглядыванием картин, но понял, что в это время очень трудно разглядывать картины". Затем, после паузы: "Скажите мне, Герман, могу ли я рассказать об этом моему отцу?"
— А разве я просил вас сохранить это в тайне?
— Нет, но есть вещи, которые так понимаются среди джентльменов.
— Подумайте об этой ситуации. Англичане делали все, что в их силах, чтобы блокировать наши шаги в Восточной Европе. Куда бы мы ни направлялись, мы везде встречали препятствия, которые они устанавливали на нашем пути. В один прекрасный день в экстренном случае я могу пригласить наших российских друзей, которые понимают английский язык, чтобы прослушать эту запись, и если мистер Чемберлен знал бы, что у нас есть эта запись, то у него может возникнуть соблазн уменьшить пыл своих дипломатических агентов. Вы знаете, мы не хотим неприятностей, которые мы можем избежать.
"Вы предоставили мне восхитительную тему для разговора в следующий мой приезд в замок Уикторп", — ответил сын владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт.
— Вам не следует говорить, где вы слышали эту запись, просто скажите, что вы её слышали, а человек с зонтиком вспомнит, что он говорил.
Ланни пошел в свою комнату убежденным, что действительно получил восхитительную тему, но к тому времени, когда он был готов лечь в постель, он начал задаваться вопросом, действительно ли он получил что-нибудь вообще. С нацистской привычкой лгать, нельзя верить ничему, что они говорили. Что было бы проще, если у Геринга была такая сфабрикованная запись? Можно нанять за несколько фунтов какого-нибудь негодяя англичанина с изысканным произношением поручить ему изучить реальные записи речей Чемберлена. Что касается Гитлера. Ну, если он не захочет взять на себя труд сделать эту запись, Адольф Вагнер мог сделать это за него, и ни один русский не услышит разницы. Ланни решил, что проведёт расследование, прежде чем поможет распространить эту восхитительную новость.
VIIIВернувшись в Мюнхен, Ланни нанес визит этой травмированной леди на Нимпенбургерштрассе, которая пользуется такой высокой репутацией среди нацистской верхушки. Очевидно, что профессия "графолог" хорошо оплачивалась. У дамы была фешенебельная квартира и горничная в чепце и форме. Ланни сидел в роскошной гостиной со слабым освещением, чтобы ожидающих клиентов нельзя было разглядеть. Когда подошла его очередь, горничная его попросила десять марок заранее, так как он был ей незнаком.
Его проводили к столу в небольшом помещении, где он был освещён, а леди нет. Он мог видеть, что она горбилась и была одета в темно-синий халат, скрывавший её травмированную фигуру. "Будьте так добры, написать несколько слов на блокноте", — пробормотала она, и он макнул ручку, которая лежала перед ним, в чернила и написал немецкий эквивалент: "Сейчас настало время для всех хороших людей прийти на помощь партии". Это имело такое же значение в Германии, как и в Америке.
Маленькая старушка взяла блокнот своими узловатыми пальцами и в течение долгого времени сидела, изучая почерк. Ланни догадывался, что часть времени она изучает его. Наконец она воскликнула, надтреснутым голосом: "Какой странный человек! Что случилось с вами?"
Посетитель догадался, что был риторический вопрос, и ничего не ответил. "Вы несчастный человек", — продолжала она, а потом: "Вы мне не нравитесь!"
"Я сожалею", — смиренно ответил он.
— В вас два человека, и они борются между собой. Сейчас вы не знаете, кто вы на самом деле. Решите, или вам будет плохо. Я вижу для вас трагическую судьбу в скором будущем.
Был пауза. Затем Ланни спросил: "Можете ли вы сказать мне, где меня ждёт эта судьба?"
Он подумал, что она собирается сказать — "Гонконг". Даже если бы она так сказала, то он, конечно, не был бы удовлетворен. Он назвал бы это "телепатией". Как во фразе Текумсе — "эта старая телепатия!"
Женщина сказала: "Ваше присутствие беспокоит меня. Я ничего не могу сделать больше для вас, я извиняюсь".
Отвергнутый клиент не попросил свои десять марок назад. Он вышел с мыслями об этом странном мире подсознания, которым сильно пренебрегает ортодоксальная наука. Каким-то образом он принял это как должное, что существует возможность чтения мыслей, которой обладал медиум. Ведь были обнаружены различные аспекты его жизни, такие как дед, производитель оружия, или двоюродный дед, трансценденталист. Но предположим, только предположим, что какая-то старая ведьма может вызвать штаб-квартиру гестапо во дворце Виттельсбахов и сообщит: "Я только что прочитала мысли американского Kunstsachverständiger, и он здесь с целью шпионажа за Номером Один, Номером Два и Номером Три".
Ланни решил, что прекратит паранормальные исследования, пока находится внутри Третьего рейха!
IXРудольф Гесс вернулся в Мюнхен. У него здесь был дом с семьей, которую он не выставлял напоказ, как делали другие нацистские лидеры. Он был лично самый приличный из тех, кого встречал Ланни, самым приятным из-за своего международного воспитания и мировоззрения. Он был фанатично предан своему лидеру, но там, где не касалось дел партии, у него было чувство юмора, и люди, которым он доверял, не замечали его мрачную внешность.
Ланни навестил его в Коричневом доме, партийном здании, купленным фюрером и перестроенным по его вкусу. Оно размещалось на Бриеннер штрассе, в модном квартале, с домом папского нунция прямо через улицу. Это было четырехэтажное здание, стоящее в глубине от проезжей части и защищенное
