— Herzlichen Dank, Herr Reichskanzler! Нет никаких причин, почему я должен платить больше, чем нужно. Я пожду, пока не проявляются ваши намерения, а поляки не станут более склонны продавать.
Ланни сказал это с улыбкой, и фюрер расплылся в улыбке. Его юмор становился омерзительным, когда речь шла о его способности перехитрить своих противников. — "Подождите около шести месяцев, герр Бэдд, и я обещаю снизить цену вашего будущего дома!"
XIIIФюрер только что приказал новому марионеточному правительству в Праге разорвать союз с Россией, и приказ был выполнен. Теперь он сказал, что надеется в ближайшее время увидеть, что французы придут в себя и осознают, что баловство с чудовищем большевизма не принесёт им ничего, кроме вреда. Это баловство представляет низший предел разврата, до которого могли опуститься продажные политики. Французские газеты и члены кабинета были куплены напрямую русским золотом. И до тех пор, пока такие люди находятся у власти, не может быть никакой дружбы между Францией и Германией. Это доказывало утверждение фюрера, что дипломатия и война были двумя сторонами одной и той же медали. Союз с Россией был вечным актом агрессии против его Regierung.
Ланни заметил: "Вы знаете, конечно, что многие государственные мужи во Франции и Великобритании надеются, что вы для них раздавите большевизм".
— А они будут сидеть и смотреть, как я истекаю кровью! Поверьте, герр Бэдд, я не стану ничьей обезьяной и не буду не для кого таскать каштаны из огня. Когда начинается война с большевизмом, они будут помогать, а я удостоверюсь, что они все вступили в войну, прежде чем вступлю сам.
"Скажите мне", — сказал посетитель, — "Вы думали о возможности вступить в пакт о ненападении с Советами? Это устроило бы Англии и Франции серьёзную встряску".
— Конечно, устроило бы. И будьте уверенны, что я не упущу ни одной карты в моей руке. Я хорошо знаю, что Англия и Франция делали все возможное, чтобы настроить большевиков против меня. Я не собираюсь позволять моим врагам сделать шаг первыми.
"Когда я приеду в Лондон", — отметил искусствовед, — "Лорд Уикторп спросит у меня о ваших взглядах. Что я должен сказать ему?"
— Расскажите ему всё, что я сказал вам. Это преимущество моей позиции. Я говорю им всю правду. Но это, как будто я ничего не сказал, потому что они мне не верят.
— Вы нечто уникальное в истории Европы, Exzellenz, и они не знают, что делать с вами. Я никогда раньше не называл вас 'Mein Führer', но я думаю, что отныне мне придется делать это.
И после этого, конечно же, у агента президента был доступ ко всем тайнам нацистской дипломатии!
Глава тридцать первая
В нелегком деле мужество крепчает[96]
IЛанни получил информацию, которую он хотел, и в Мюнхене ему делать было нечего. Он нашел покупателя ещё на одно произведение искусства, от которых Геринг решил избавиться. Он отправится в Берлин, заплатит за картину и возьмёт её с собой. Как правило, он ничего не отправлял из Нацилэнда. В этой стране мошенничество так сильно пустило корни, что он перестал доверять даже немецким сотрудникам Америкэн Экспресс. Он нанесёт визиты нескольким знакомым в Берлине, таким как герр Тиссен и доктор Шахт, которые не прикусывали язык в разговорах. Он выслушает генерала Эмиля Мейснера о новейших технических достижениях рейхсвера. Кроме того, он не откажется посплетничать с княгиней фон Доннерштайн.
За день до того, как он покинул столицу Баварии, по радио пришла ужасная новость. Еврейский юноша в Париже, беженец, обезумевший от своих личных страданий и от страданий своего народа, застрелил Эдуарда фон Рата, чиновника германского посольства, которого Ланни встречал в Шато-де-Белкур. Нацистское радио пришло в бешенство, обвинив в преступлении подстрекательства британской прессы, которая упорно продолжало публикации рассказов о преследовании евреев в Германии. Так случилось, что день стрельбы в Париже совпал с годовщиной пивного путча, поэтому все нацистские лидеры были в Мюнхене. В ту же ночь Адольф Вагнер отдал приказ, и началось дикое разграбление еврейских магазинов. Ланни в своем гостиничном номере слышал звон стекла и вопли штурмовиков. Он вышел и наблюдал, как дисциплинированные мародеры разбивали зеркальные окна и витрины палками и камнями, заполняя свои карманы часами и ювелирными изделиями, укладывая в мешки меха, нижнее белье, шелковые чулки и всё, что они думали, могло бы порадовать их подруг.
Эти массовые грабежи шли всю ночь, и многие из нацистов из-за их жадности получили сильные порезы от разлетающихся осколков стекла или острых краёв витрин. Ланни стал свидетелем одного из самых странных зрелищ, королевской битвы между штурмовиками и эсэсовцами маршала Геринга перед Бернхаймерской Галереей, в которой были восточные ковры, антиквариат и предметы искусства. Он предположил, что это была драка за обладание этими сокровищами, но позже узнал, что герр Бернхаймер был "почетным арийцем", единственным в Мюнхене. Он поставил толстому командующему всю обстановку в Каринхаллее, и, таким образом, имел право на защиту.
На следующее утро, когда Ланни выезжал из города, отдел очистки улиц города занимался уборкой битого стекла и погрузкой его в грузовики. Для рядовых нацистов грабежи уже прекратились, но они были систематизированы в надлежащей немецкой манере. Управлению культуры города было поручено обыскать еврейские дома и вывести в музеи все произведения искусства любого характера, которые могли бы заинтересовать арийскую общественность. Все еврейские мужчины Мюнхена были окружены гестаповцами и увезены в Дахау. Те, кто узнал, что происходило в этом месте ужаса, стрелялись сами или выпрыгивали из окон.
Так было по всей Германии. Более шестидесяти тысяч евреев были помещены в концентрационные лагеря в этот ужасный "ноябрьский Погром", а о числе убитых можно было только догадываться. Ланни, который выехал поздно, остановился на обед в Регенсбурге, где размещался один из больших авиационных заводов Геринга. Там он наблюдал, как пожилой бородатый еврей крался по улице, как испуганное животное, несомненно, пытаясь добраться до своего дома или какого-либо другого места укрытия. Банда полдюжины Гитлерюгендовцев, мальчишек возрастом не более четырнадцати или пятнадцати лет, напала на него с дубинками и со своими "кинжалами почета". Бедняк кричал о пощаде, опустив голову и втянув её плечи, чтобы защитить себя от ударов. Они сбили его на землю, а затем били и пинали его и резали его одежду и тело своими кинжалами. Они бросили его только, когда он превратился кровавую массу, что они не могли прикоснуться к нему, не запачкав своей коричневой формы. Они ушли с песней Хорста Весселя, оставив неподвижное тело, лежащим в канаве.
С этим Ланни
