Так что теперь Гесс исчез, а остальные гости и другие обитатели дома были приглашены в проекционный зал, чтобы посмотреть фильм. Фюрер любил кино, и как ни странно предпочитал американские картины, но, конечно же, с немецкими названиями. Он не понимал по-английски, за исключением, "O.K., Chief" и других подобных стандартных фраз. На этот раз шла комедия под названием It Happened One Night[65]. Гитлер крутил её несколько раз, и она ему никогда не надоедала. Из неё он мог узнать, как люди путешествуют по Америке в автобусах, и как им нравится жить по-своему, что он, конечно, не хотел иметь в Фатерланде. Ланни задавался вопросом, насколько серьезно он воспринимал американские комедии? Действительно ли он верил, что обычно дочери американских миллионеров убегают из дома и выходят замуж за бедного, но честного молодого человека, которого они подобрали на дороге? До сих пор такого не происходило ни в Ньюкасле, ни в районе Шор Эйкрс.
Когда демонстрация фильма закончилась, Гесс мерил шагами большой зал. Он взял гостя за руку и повел его, сказав: "Фюрер также хотел бы услышать мой доклад". Они спокойно прошли в кабинет Гитлера, который был на втором этаже у фасадной стены. Усевшись там перед камином, заместитель сказал: "Герр Бэдд, это действительно замечательно. Вы уверены, что никто сказал этой старой женщине мое имя?"
Ланни ответил: "Я не могу быть уверен в этом. Я могу только сказать, что я ей ничего не говорил, и не говорил никому, кроме вас и герра Гитлера. Если она узнала ваше имя, то только от кого-то в этом доме".
— Я уверен, что этого не могло произойти.
— Эти сомнения беспокоят всех, кому я возил мадам. Бедный Захаров мучился с этим всю свою жизнь. Я могу только сказать, что я воспринимаю эти эксперименты серьезно, и даю вам честное слово, что я не давал ей ни малейшего намека. Члены моей семьи знали, что я отправлял картины герру Гитлеру. Но я рассказал им только, что везу мадам к моему другу в Германию, который хотел бы попробовать с ней эксперименты. Они привыкли к этому, как и мадам.
IIIНацист Nummer Drei продолжил описывать духов, с которыми он провел минувший час. Первым был некий Франц Дик, или кто-то с похожим именем, Текумсе никогда не разбирался в иностранных именах. Это был Дикхоф, но Гесс забыл о нем, а дух заставил его вспомнить. Он был одним из штурмовиков, которые помогали Гессу во время путча около пятнадцати лет назад. Гесс не участвовал в том злополучном параде по улицам Мюнхена. В его задачу входило похитить двух министров правительства Баварии с неблагозвучными именами Швейер и Вутцельхофер. Пару посадили в автомобили и увезли в ближайший лес. Им завязали глаза и поставили под расстрел. Затем расстрел отменили и увезли их в другой лес, где всё повторили снова. Такая форма пыток должна была напугать их так, чтобы они слушались нацистских приказов в будущем.
"Мы были наивны в те времена", — заметил смуглый заместитель. — "Мы надеялись, что не будем убивать много людей".
Ланни подумал: "Вот из под пола вырвалось пламя и появился запах серы!"
Гесс рассказал историю того захватывающего дня. На перекрестке он предусмотрительно позвонил по телефону в Мюнхен и узнал, что переворот не увенчался успехом. Таким образом, он освободил своих пленников и бежал в горы, где оставался беглецом в течение нескольких недель. Но, в конце концов, он сдался, и это было самым счастливым решением его жизни, потому что его отправили в крепость, где он стал соузником Гитлера. С ними обращались хорошо, позволяли свободно передвигаться в крепости и получать все книги и газеты, которые они желали. Гесс улыбнулся и сказал: "Ни одна из фракций не может быть уверена, когда придет их очередь, так что лучше быть вежливым с оппонентами". Ади улыбался всему, что говорил его верный последователь. Эти двое обращались друг к другу на "ты", — Гесс был единственным человеком, который позволял себе эту вольность со своим фюрером.
Теперь пришел этот Франц, или его дух, напоминая, как был напуган заместитель, когда понял, что его противники были всё ещё у власти в Мюнхене. На суде Гесс заявил, что он никогда не имел намерения убивать двух министров. Но Франц думал иначе и на сеансе шутил с ним об этом. Все это было удивительно убедительным. Дух говорил с хорошим баварским акцентом, и Гесс хотел знать, разве мадам говорила по-немецки? Ланни ответил: "Только несколько слов, которые она слышала от меня. Духи используют её голосовые связки". Обычно он бы добавил: "По крайней мере, так говорит теория", — но теперь он оценивал духов сам.
Замечательный сеанс на самом деле. Там пришел камрад мировой войны, тот, кто называл себя Гансом и был с Гессом в окопах под Верденом, и был убит через несколько минут после того, как Гесс получил пулю в легкие. Гесс не помнил его, но в тот год там было такое пекло и такая мясорубка. Этот человек привёл доказательства и процитировал строку из стихотворения, которое написал Гесс в окопах. Оно начиналось, — "He, Franzmann", что звучало примерно так: "Эй, французик". Он рассказал этому французику на простом языке грубые факты о Lebensraum. Французики имели землю, но она была нужна немцам, которые собирались там жить вместо французов.
Ланни никогда не слышал, что Гесс писал стихи, и сказал об этом. Гесс скромно ответил, что это на самом деле не поэзия, а просто пустяковые вирши, но Ланни знал лучше и не согласился. Именно так великие предают своё величие. Пробуя, как это будет, но они не могут без лести, которая является частью атмосферы, которой они должны дышать. Перед тем как Ланни справился с этим солдатом, партийный вождь высказал своё убеждение, что его вирши были подлинным выражением немецкого Geist. Ланни сказал бы больше, только он знал, что Гитлеру будет скучно, он тоже писал вирши, но ни разу не проявил мужества их опубликовать.
IVФюрер решил, что это была показательная демонстрация паранормальных явлений, и захотел немедленно идти в комнату мадам и провести сеанс самостоятельно. Но Ланни пояснил, что эта пожилая женщина была уже истощена сеансом, и вряд ли сможет дать результаты в настоящее время. Дайте ей поспать ночью, и завтра в любое время все будет в порядке. Ади предпочёл вечер. Он хотел пройти в ее
