Но предположим, что один из офицеров страдал бессонницей и спустится вниз, как это сделал Ланни? Или сам граф приедет некстати? Это были риски, на которые конспираторы должны были пойти, и теперь об этом переживал Ланни. Он прочитал, при таких переживаниях волосы людей седеют, и он интересовался, произойдёт ли это с ним. Ему хотелось хотя бы глоток коньяка, но боялся, что он может ещё понадобиться для Nachtwächter.
Храп продолжался, и так громко, что в тихую ночь мог бы разбудить спящих в комнатах наверху. Но ветер продолжал реветь, и деревья качались и скрипели. Ланни все время говорил себе: "Всё хорошо! Перестань дрожать!" Он сказал: "Труди! Труди! Мы идем!"
Он не позволял себе волноваться, пока не пройдёт хоть полчаса, как он повесил сигнал. Этого времени было достаточно для двух мужчин перелезть через забор и проникнуть внутрь замка, и Ланни оставил оцепеневшего сторожа и отправился вокруг здания к окнам библиотеки. Мягко и осторожно он открыл номер три и вошел внутрь. Он быстро закрыл окно, а затем направил крошечный луч света на ковер. Там на зеленом бархатном ковре лежала монета, которую он видел в своем воображении в течение многих недель. Французский франк, вверх фигурой Марианны, что означало, что его друзья были внутри здания! О Боже, о Боже!
Ланни выскользнул снова наружу, закрыл окно и пошёл назад, чтобы следить за сторожем. Он сидел на ступенях крытого подъезда к дверям, положив подбородок на руки, чтобы остановить щелканье зубов и тряску рук. Впервые в своей жизни он начал молиться. "О, Боже, помоги им! О, Боже, помоги Труди! Помоги ее найти! Помоги мне вынести всё это, пока они найдут ее! О, Боже, помилуй!"
А потом, как современный человек, он добавил: "О, Боже, если ты есть!"
Глава тринадцатая
Жизнь поставлю на кон[47]
IСамое сложное в момент опасности это ничего не делать. Если Ланни пришлось бы разговаривать с ночным сторожем и удерживать его внимание, то он был бы сам занят. Но просто сидеть там, слушать храп человека и следить, когда он проснётся, это сильно действовало на нервы. Вдруг кто-то может проснуться внутри этого замка в полтретьего утра? Вдруг кто-то может разжигать печь? Ведь кто-то может стеречь заключенных? И что они сделают с этим странным гауптманом Брантингом? И с его инспектированием содержания заключённых и их допросами? Подчинятся ли они его приказам и окажут ему содействие, или же они просто убегут и поднимут тревогу? Такие проблемы дают бесконечный простор для фантазии, и мысли Ланни едва отвлекались от одного тревожного эпизода, так тут же перекидывались на другой.
Он постоянно глядел на свои часы, освещая их циферблат вспышкой фонарика. Никогда с момента изобретения часов стрелки не двигалась так медленно. Он установил для себя предельный срок в полчаса, но он не смог его выдержать. На двадцатой минуте он встал и прокрался к окнам библиотеки и проскользнул внутрь. Ему надо было поглядеть на монету, лежащую на полу. Если бы она была перевёрнута, это означало бы, что злоумышленники завершили своё задание и ушли. Тогда в обязанности Ланни входило положить монету в карман, выйти и выпустить собак, а затем вновь вернуться в здание, надежно запереть окна и как можно быстрее вернуться в свою комнату. Но, увы, на верхней стороне монеты была по-прежнему Марианна, или свобода, или республика, или та, кем ещё она могла быть, и она по-прежнему сеяла семена бунта, или просветления, или процветания, или чего ещё. Злоумышленники по-прежнему злоумышляли, и Ланни должен был вернуться к своему бдению в крытом подъезде к дверям и к воображению неприятностей.
Он слышал, как Гораций Хофман говорил часами о древних и современных замках, их все можно было встретить здесь. Конечно, старые, возможно, были вывезены, и установлены новые. Погреба, возможно, были перестроены со стальными стенами и современными сейфовыми замками, замками с часовым механизмом и чем угодно. Могут возникнуть трудности, и потребуется время. Возможно, больше времени, чем можно было бы предвидеть. Meister-Schlosser рассказывал много историй о том, как человеческие жизни зависели от скорости пальцев, которые были застрахованы на сто тысяч долларов. До сих пор он ни разу не проиграл, но здесь может случиться всякое. Они установили срок на четыре часа утра, время, после которого было бы небезопасно оставаться. В это время года тёмное время суток продолжалось долго. Но на усадьбе была небольшая ферма, и сельскохозяйственные рабочие шли на работу по часам, а не по солнцу, по крайней мере, они будут делать так в этом организованном немецком учреждении.
Ланни вернулся на свой пост, пригибаясь от ветра и плотно завернувшись в английское твидовое пальто. Его руки дрожали, но ладони были влажными, так что это было не от холода. Храп стали нарушаться и заменился бормотанием, и сердце Ланни стало биться чаще. Сторож перевернулся, он сделал усилие подняться на локоть. "Ach, wer ist's?" — застонал он.
Ланни вынул бутылку и откупорил ее. — "Hier! Wollen Sie Trinken?"
"Nein, Nein!" — Мужчина попытался возразить, но Ланни наклонился над ним, и, держа голову, поднёс бутылку к губам. — "Trinken Sie! Er ist gut!" Когда мужчина открыл рот, чтобы возразить, Ланни сунул туда бутылку и поднял ее. Был булькающий звук, и, предположительно, жидкость пошла в горло, а не его трахею. "Gut, gut!" — Ланни продолжал говорить, чтобы успокоить немца. Наконец, человек опустился с тяжелым вздохом. Это уймёт его на некоторое время.
IIВ театрах шла пьеса под названием Под именем Джимми Валентайна[48], о медвежатнике, раскрывшем свою личность, открыв сейф, в котором случайно заперли маленькую девочку. Этот человек должен был стирать наждаком кожу с кончиков пальцев до мяса. Но Хофман сказал, что это нонсенс, ибо боль разрушит чувствительность, которая позволяет чувствовать тонкие механизмы.
