Потом они поменялись местами: Роман взгромоздился на Хагена и занялся какими-то своими хакерскими процедурами. Хагену было любопытно, он даже пытался подсматривать, но Роман внимательно следил за этими попытками и топал по плечу:
– Не дёргайся, всё равно не поймёшь, что я делаю.
Хаген увидел только тусклый свет экрана смартфона. Как выяснилось, раньше Роман хранил этот смартфон в полиэтиленовом пакете в одном из душевых отделений, запрятав глубоко в сточную трубу.
Снова смена позиции: Хаген с такой же быстротой прикрутил на место облицовочную панель и спрыгнул на пол. По коридору уже пошла цепь надзирателей, загоняя заключённых обратно в тюремный блок.
– Ты, камрад, теперь будь осмотрительнее. Наши боссы больше тебя не защищают, так что есть вероятность получить привет от Лоренцо.
– Постараюсь.
– Я, конечно, намекнул им, что если вдруг что сломается, ты сможешь всё исправить, но они не приняли замечание всерьёз. Знаешь же этих юзеров, пока у них всё работает, они и не думают о техподдержке.
Очередные беспорядки так взбесили Блинки Палермо, что он объявил в тюремном блоке бессрочный «локдаун», когда всем заключённым запрещалось выходить из камер. Жизнь резко поменялась. Ни работы в мебельном цехе, ни прогулок и тренировок в тюремном дворе, ни даже телевизора: только четыре стены и твой сокамерник. И это всё двадцать четыре часа в сутки. Но Роман только посмеялся:
– Это прекрасно! Самое время протестировать работу нашего стартапа под нагрузками.
Роман не распространялся, чем был занят на своём серваке. А Хаген следовал заветам Чарльза и не лез в те дела, которые его не касались, чтобы меньше знать, когда кого-нибудь поймают.
Хотя примерно представлял, чем занят Роман: пытается продать свои запасы криптовалюты. Или купить. А, может, и то, и другое вместе, кто его знает.
У боссов банд тоже были припрятаны смартфоны, наверняка они их заранее извлекли из тайников, предполагая, что случится «локдаун». Теперь все инвесторы в стартап Романа Каменева наслаждались круглосуточным доступом в Интернет, совершенно не страдая от тех суровых наказаний, что наслал на них Блинки «Молочный глаз» Палермо.
Ну, а Хаген посвящал внезапно освободившиеся двадцать четыре часа в сутки тренировкам и чтению. Но без пробежки по двору это стало ещё сложнее. Только и оставалось, что до одури отжиматься. На ладонях, на кулаках, на пальцах. На одной руке. На двух пальцах одной руки… Но тренированное тело быстро привыкало к нагрузкам. Отжиматься приходилось всё больше и больше. Было даже смешно представить, что если «локдаун» продлится, то скоро весь день Хагена будет состоять из одной непрерывной сессии по отжиманию. Приходили даже мысли усадить Романа на шею и так делать приседания, чтобы нагрузить ноги, но сокамернику было не до, как он выразился, «этих качелей».
Воспользовавшись предложением Романа, Майк написал всем письма. И дяде, и Веймину, и Гонсало, и даже Эйприл. Правда, именно ей Хаген не знал, что толком рассказать. Про то, как её фотографию чуть не утащил местный дурачок, а он мужественно защитил честь девушки? Хотел ещё вложить и своё фото, но Роман предостерёг:
– Палево!
Ещё он написал Люку «Койоту» Лукасу, но получил стандартную отписку, снабжённую ссылкой на регистрацию на отборочные. Что вообще-то тоже неплохо! Не теряя времени, Хаген зарегистрировался.
И вот дней десять спустя, когда «локдаун» ещё не закончился, Хагена посреди ночи неожиданно повели на деревянный ринг.
Он не знал точно, но чувствовал, что сегодня он будет драться на этом ринге в последний раз.
* * *Джимми открыл двери, заводя заключённого Майкла Хагена туда, куда арестантов не пускали, то есть в служебные помещения, связывающие тюремные юниты. Почему-то на этот раз его повели не привычным путём, как на работу в мебельный цех.
Пока шли по плохо освещённым коридорам, Майк продолжал разминку. Бежал приставным шагом или спиной вперёд. Отпрыгивая, делал на ходу резкие повороты. Забегая подальше, падал на землю и отжимался. Пока не подходил Джимми и не тыкал концом дубинки в спину:
– Вставай, вставай.
Так они дошли до тюремного юнита № 2. Пересекли такой же пустой зал, который днём заполнялся заключёнными в робах. Те смотрели телевизор, играли, читали или, сбившись в кучки, слушали музыку. Этот юнит был как брат-близнец юнита № 1, того, где отбывал срок Майк.
Перешли в такой же похожий мебельный цех, где заключённые днём вытачивали детали и собирали такую же офисную мебель. Хаген даже подумал: а нет ли здесь своего Чарльза Ивенса – мастера по прикручиванию мебельной фурнитуры? Сейчас центр помещения очистили: раздвинули станки по углам. Недоделанными офисными столами огородили ринг, по углам поставили кресла, которые тоже производились в этой тюрьме. Словом, был создан такой же деревянный ринг, что и в мебельном цехе № 1.
Большая часть ламп на потолке была потушена, остались лишь те, что располагались над самодельной ареной. Выглядело это, конечно, солиднее, чем в родном цехе. Сразу видно: финал турнира, а не рядовая драка во славу директора тюрьмы.
– Ну, чего встал? Иди на ринг, сучка, – сказал Джимми, подтолкнул Майка и отошёл.
«Сучка? – удивился такому обращению Хаген. – Эх, Джимми, Джимми, неужели такое количество начальства, собравшегося посмотреть бой на деревянном ринге, так испугало тебя?»
Начальство как раз расположилось на креслах в тёмной части цеха. Их присутствие выдавали вспыхивающие то тут, то там огоньки сигарет и сигар. Вместе с дымом доносился и запах алкоголя. Снова вспомнилось сравнение с войной: те, кто начинают противостояния, так же попыхивают сигарами, склонившись над картами, а их солдаты на поле боя вынуждены умирать на войне, на которую их затащили против воли.
Присутствовали здесь и какие-то заключённые, но Хаген их не знал. Вероятно, большие и богатые гангстеры из другого юнита. Фино и Форд оставались в
