А. А. Валентинов — очевидец и участник Крымской эпопеи Врангеля в дневнике, опубликованном в 1922 году, писал:
«Запись 24 августа. После обеда узнал любопытные подробности из биографии к. Н. М. — адъютанта генерала Д. Знаменит тем, что в прошлом году ухитрился повесить в течение двух часов 168 евреев…»
Бывший председатель Таврической губернской управы В. Оболенский признался в беседе с приятелем, что при Врангеле «…по-прежнему производятся массовые аресты не только виновных, но и невиновных, по-прежнему над виновными и невиновными совершало свою расправу упрощенное военное правосудие.
Однажды утром дети, идущие в школы и гимназии, увидели висящих на фонарях Симферополя страшных мертвецов с высунутыми языками… Этого Симферополь еще не видывал за все время Гражданской войны. Даже большевики творили свои кровавые дела без такого доказательства. Выяснилось, что это генерал Кутепов распорядился таким способом терроризировать симферопольских большевиков».
Журналист Г. Раковский писал, что главную роль в Крыму при Врангеле «играли военно-полевые суды людей расстреливали и расстреливали. Еще больше их расстреливали без суда. Генерал Кутепов прямо говорил — «нечего заводить судебную канитель, расстрелять…и все!.. Обычным явлением были публичные казни…»
Российско-советский писатель Исаак Бабель, участник событий в Крыму, в своем очерке «Недобитые убийцы» писал:
«Бойцы наши, видавшие виды, отрубившие не одну голову, отступали в ужасе перед картиной, представшей их глазам. В жалких, разбитых до основания лачугах валялись в лужах крови голые семидесятилетние старики с разрубленными черепами, часто еще живые крошечные дети с отрубленными пальцами, изнасилованные старухи с распоротыми животами, скрючившиеся в углах, с лицами, на которых застыло дикое, невыносимое отчаянье. Рядом с мертвыми копошились живые, толкались об израненные трупы, мочили руки и лица в липкой зловонной крови, боясь выползти из домов, думая, что не все еще кончено».
Барон был православным и, конечно, знал слова из Евангелия: «Сказал Господь: не судите, да не судимы будите, ибо каким судом судите, таким будете судимы…» Но он небесного приговора не боялся, понимая, что он и только он — последний оплот Русской армии в красной России. Повидал он на своем веку и примеров мужества, стойкости, и примеров трусости в придачу с предательством.
Удар бичом измены он почувствовал 3 июня 1920 года — последовала очередная нота правительства Великобритании Главкому Русской армии генералу барону Врангелю с требованием о прекращении военных действий против большевиков. Это была измена — выстрел в спину. Еще 11 апреля резко сменили ориентацию английские союзники, когда их министр Керзон предложил большевикам начать переговоры с белыми о сдаче врангелевцев на условиях амнистии.
Французы же повели себя по-другому — Париж взял на себя обязанность снабжения Русской армии, предоставив Врангелю заем в 150 млн франков и направив в Крым артиллерийские системы.
Но красные решили обойтись без дипломатии — они перли буром.
Ярко, глубоко и проникновенно запечатлел уход врангелевцев из Крыма донской казак, белый офицер и забытый поэт Николай Туроверов:
Уходили мы из КрымаСреди дыма и огня.Я с кормы все время мимоВ своего стрелял коня. А он плыл, изнемогая,За высокою кормой,Все не веря, все не зная,Что прощается со мной. Сколько раз одной могилыОжидали мы в бою.Конь все плыл, теряя силы,Веря в преданность мою. Мой денщик стрелял не мимо,Покраснела чуть вода…Уходящий берег КрымаЯ запомнил навсегда.На одном из пароходов уходил из Крыма и мой двоюродный дед по отцовской линии ротмистр Павел Степанович Терещенко…
Часть вторая
Красный ответ
Белый террор в стране начался летом, а красный — после выхода постановления Совнаркома от 5 сентября 1918 года…
Алтер ЛитвинИтак, с чего начинали большевики?
С одной стороны — тяжелейшие объективные обстоятельства, требующие для своего преодоления громадных денег, новых правоохранителей в лице милиции и прокуратуры, не говоря уже о новой армии, налаженного государственного механизма, быстро и качественно обученных управленческих кадров.
С другой стороны, перед новой властью лежала повсеместно разоренная страна с развалом всех управленческих структур и бандами полуграмотных беспризорных детей и праздношатающихся рабочих, крестьян, солдат и матросов, с помощью которых предстояло эти обстоятельства преодолеть. Обстановка быстро лепила из этих категорий воров, разбойников, грабителей и других отморозков.
В. И. Ленин говорил, что необходим такой орган государства диктатуры пролетариата, который бы знал каждый шаг заговорщиков и мог «репрессией, беспощадной, быстрой, немедленной, опирающейся на сочувствие рабочих и крестьян», пресечь все происки контрреволюции.
В рамках реализации ленинского постулата, что «всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться…», 20 декабря 1917 года была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК).
Поэтому Ленин, столкнувшийся с общественным хаосом и несколько обескураженный обстановкой в разоренной стране, не случайно заявил: «Террор — средство убеждения!»
Что же мы имели в качестве единственной альтернативы? «Нулевой» вариант: развал страны и вымирание населения. У его последователей в центре и на местах одной из форм убеждения, особенно в борьбе за хлеб, стал неожиданный и ожидаемый голод. Причем в обоих случаях: если бы большевики не справились и если бы они ушли. Но они не ушли, а продолжали начатое в 1917 году дело. И победили, выбравшись из трясины невиданной разрухи.
Нет, возможно, в случае победы белых Россию тоже удалось бы вытащить из ямы. Вот только с чего вы взяли, что это обошлось бы ценой меньших жертв? А если не меньших, так зачем же спорить?
Сразу после большевистского переворота, а вернее Октябрьской революции, первыми жертвами красного террора стали настоятель Екатерининского собора протоиерей Иоанн Кочуров, благословлявший казаков Петра Краснова на бой против рабочих и солдат Петрограда, а также два депутата Учредительного собрания — Шингарев и Кокошкин. С настоятелем расправились восставшие солдаты, а с депутатами — пьяная толпа матросов-балтийцев. А еще левый эсер Муравьев, полевой командир, командовавший большевистским отрядом и выбивший из Киева Центральную раду, устроил в городе террор, унесший жизни около тысячи представителей местной буржуазии и крикливой интеллигенции. Свой кровавый поступок он объяснил просто и доходчиво — местью за расстрел петлюровскими «гайдамаками» 400 (по другим данным — 700) рабочих завода «Арсенал», восставших против Центральной рады Украинской народной республики (УНР) 22 января 1918 года.
И все же террора как такового на государственном уровне не существовало. Даже лютый ненавистник Ленина автор книги «Красный террор в России» Сергей Мельгунов признал: «Память не зафиксировала ничего трагического в эти первые месяцы властвования большевиков».
Революция и монархия в России, как известно, были несовместимыми понятиями. Федор Тютчев, будучи дипломатом, хорошо разбирался в политике, поэтому утверждал, что «давно уже в Европе существуют
