Ну, на нет и спроса, как говорится, нет. Купил Евгений себе с очередной получки баян. Работал он тогда судосборщиком в девятнадцатом цехе Дальзавода, но это днем, а вечером был студентом, причем очником. Тогда это была очередная реформа высшего образования: производство вплотную придвинули к высшему образованию. Но так получилось, что в этом эксперименте его группа была первой и, кажется, последней. Эксперимент, прямо скажем, – не удался. Произошло просто элементарное увеличение срока обучения. У корабелов он составил почти семь лет. Когда пришло время выхода на пенсию, многие сокурсники отбивались от органов соцобеспечения, доказывая всевозможными справками, что это положение в свое время было установлено правительством и ни в какие академические отпуска они не уходили.
Евгений жил в рабочем общежитии, в комнате было шесть человек. На баяне пробовали играть все, а он даже записался в кружок баянистов при Доме культуры моряков (так тогда назывался Пушкинский театр). Ему пришлось тогда выдержать вступительные испытания, и он исправно посещал занятия кружка в течение определенного времени.
Весной в его общежитии затеяли ремонт и состоялось переселение в другое общежитие. Комнату расформировали, и он оказался вместе с другом-сокурсником Володей в такой же стандартной общаге.
Когда они переехали, вернее, перешли, а вещей-то было у каждого по чемодану, да баян в футляре, к ним подселили парня, кажется, из восемнадцатого цеха.
Баян, как и чемодан, Евгений засунул под кровать, как делал и в том общежитии, где проживал прежде.
Утром все ушли на работу и возвратились после занятий в институте часов в одиннадцать вечера. Евгений полез под кровать, чтобы достать какую-то понадобившуюся вещь из чемодана и увидел, что футляр с баяном исчез… Не появился и сосед по комнате. Поиски ни в этот день, ни в последующие ни к чему не привели. Расстроился он, конечно, сильно.
В очередной приезд в Уссурийск к родителям, отчим шутливо заметил:
– Хоть бы баян привез, да показал, как играть научился.
Евгений пообещал, что привезет в следующий раз. Через месяц, собрав денег и немного заняв у Володи, Евгений купил новый баян, отвез его в Уссурийск и оставил братьям якобы на время.
Каково же было его удивление, когда, приехав в очередной раз домой, он увидел и услышал, что вытворяет с баяном младший брат Анатолий. У него оказался исключительный слух и изумительные способности к игре на баяне. Он не знал нотной грамоты, не ходил ни в какие «кружки», но играл и пел как заправский артист.
Баян Евгений оставил младшему брату, а гитару забрал. Она путешествовала с ним по общежитиям и местам практик во время учебы. А практики были и в Комсомольске-на-Амуре, и в Николаеве на Черном море, и в Ленинграде. Пропутешествовала гитара и к месту работы на Сосновском судостроительном заводе, куда он попал после окончания института по распределению.
В годы «демократического централизма», царившего в стране более семидесяти лет, воспитание «лидеров» начиналось уже в начальных классах советских школ.
Первое прикосновение к возможности стать лидером ребятня получала в детской организации октябрят. Принимали в нее самых послушных, самых примерных детишек. Октябрята получали право носить на школьной форме (мальчики – на лацкане пиджака, девочки – на темно-коричневом школьном платьице) рубиновую звездочку, в центре которой – на фоне белого кружочка – золотой профиль В. И. Ленина-ребенка. В каждом классе октябрята объединялись в отряд, который назывался «звездочка». Самый лучший октябренок – примерный в поведении и отличник в учебе – избирался на общем собрании октябрят заместителем командира звездочки. Командиром же звездочки был пионер из более старших классов: пяти- или шестиклассник.
А сама звездочка состояла из трех групп. И командиров групп октябрята тоже избирали открытым голосованием на своих собраниях.
«Малышей-плохишей», не принятых в октябрята за плохое поведение и недостаточно хорошую успеваемость, вызывали на заседание звена, в составе которого должен был числиться «изгой». И на том заседании под бдительным оком учительницы октябрята «проявляли принципиальность», критикуя и воспитывая отстающего.
Если воспитание на уровне звена оказывалось не совсем действенным, «плохиша» вызывали на собрание звездочки, считай, всего отряда (но за исключением тех, кто не был принят в октябрята). И «воспитательный процесс» начинался сначала, но уже более масштабно, уже на уровне коллектива всего класса…
Так в Советском Союзе человеку с детских лет прививалось осознание необходимости участия в общественной жизни.
Из октябрят – в пионеры!
Основной организационной формой в пионерской организации была – дружина. Это – в масштабе школы. Дружина состояла из пионерских отрядов, пионерских звеньев и еще в нее входили группы октябрят.
«Пионер – всем ребятам пример!» – на этой идеологической формуле строилось воспитание подростка в пионерской организации страны. Ради обязательного и круглогодичного внедрения в сознание подростка этой формулы пионерская организация страны имела сеть внешкольных учреждений – пионерские лагеря, Дворцы и Дома пионеров, Дома детского и юношеского творчества, детские спортивные клубы и другие «самодеятельные» организации.
Подобная методика идеологического воспитания подростков давала свои – и весьма существенные – плоды. Наиболее активные в общественном плане пионеры по указке «старших товарищей» – комсомольцев и коммунистов, избирались вожатыми звездочек, командирами пионерских звеньев – звеньевыми. Многие из них впоследствии достигли значительных высот в партийном аппарате СССР. Но это – впоследствии, после долгого и придирчивого воспитания в духе «верного строителя коммунизма».
Женя за время учебы в школе успел побывать и звеньевым, и председателем совета отряда, и членом школьного совета дружины. Однажды, исполняя обязанности дежурного, он стоял на площадке второго этажа в белой отглаженной рубашке с пионерским галстуком, двумя красными нашивками на рукаве, в отутюженных брюках и начищенных до блеска ботинках. Проходящая мимо строгая библиотекарша воскликнула:
– Ох, какой славный пионерчик!
В школе говорили, что она из семьи «врагов народа» и выслана на место жительства в наш поселок вместе с мужем, который преподавал английский язык. Между собой школьники его звали «Инглиш бук». Осенью и зимой он ходил в черном драповом пальто и каракулевой шапке «пирожком». Словом, представлял собой живой портрет типичного русского интеллигента.
Видимо, у него было больное сердце. Он умер, когда Женя учился в классе шестом. Гроб с его телом выносили от школьного крыльца, и Женя слышал разговоры учителей о том, какой это был прекрасный человек, какие хорошие стихи писал, но издал всего одну книжку. Женя пытался ее разыскать, но безуспешно…
В 50-х годах появилась песня, в которой были слова, точно отражающие взаимоотношения между КПСС и ВЛКСМ: «Партия сказала: надо, комсомол ответил: есть!».
Естественно, как и большинство советских юношей и девушек,
