Судя по донесшемуся из сундука всхлипу, Толстяк не врал. Хотя верилось в это с большим трудом, потому что это был именно сундук, а не поминавшийся гоблином огнеупорный шкаф, и он выглядел… сгоревшим. Полностью… Я обошел его по кругу, и везде была одна и та же картина. Собственно, сейчас это была скорее клетка из стальных полос, на которых кое-как держались остатки дерева. Но как тогда…
– Может, он… в смысле оно спряталось туда уже после пожара? – предположил я вслух.
– Не забыв закрыться снаружи на подвесной замок? – уточнила китаянка. – Интересное предположение.
– Ну чего, смотреть бум? – осведомился гоблин. – Или все-таки ну его?
Мы с Лиссой переглянулись. Китаянка медленно качнула головой, я согласно кивнул… и зацепился взглядом за светлую искру в оставленной сундуком борозде. Наклонился, поднял, стер пепел и ошеломленно уставился на маленький крестик с обрывком цепочки.
– Похоже, – мой собственный голос показался мне чужим и незнакомым, – это выпало из сундука.
– А ведь он серебряный, – Лисса дернула носом, словно принюхиваясь к чему-то. – Значит…
– Толстяк!
Гоблин уже заносил топор. Удар снес замок – вместе с изрядной частью крышки. Похоже, кузнецы орков неплохо знали свое ремесло, и я сделал мысленную зарубку: при встрече с владельцем такого топора или чего-то похожего – держать дистанцию и ни в коем случае не пытаться парировать удар ружьем!
Затем крышка открылась.
* * *– Черт-черт-черт-черт…
Я даже не сразу понял, что бормочу, не забывая при этом истово креститься. Господи-Исусе-черт-черт-черт…
Мне было семь лет, когда старый Хью Бергман сгорел в своей хибаре. Он построил её на отшибе и жил в ней один, деля свое время между браконьерством и самогоноварением. В ту ночь он, как говорили в толпе, тоже наверняка был мертвецки пьян и отошел в мир иной, так и не протрезвев. Ну а я еще долго просыпался в холодном поту, в очередной раз увидев во сне зловещий черный костяк с бутылкой в обуглившихся пальцах.
Теперь у меня появился еще один персонаж ночных кошмаров.
– Невероятно, – прошептала Лисса. – Как оно еще может стонать… ведь легкие должны быть сожжены напрочь.
– Сдается мне, это все-таки она. – Гоблин, вывернув голову почти к плечу, разглядывал скорчившееся в сундуке тело. – А насчет стонать… Подруга, ты лучше скажи, как она вообще жива? Кровососы, канешна, ребята на редкость упорные, когда речь заходит про помирательство, но с пламенем не дружат совершенно.
– А с чего ты взял, что это… что она – вампир?
– Да ты на клыки посмотри!
Я сделал большую глупость – посмотрел. Толстяк был прав, клыки были – безгубый рот позволял вдоволь налюбоваться ими всем желающим. Лучше бы я в этот раз поверил гоблу на слово… ох…
– Обычный вампир не вынес бы и десятой доли этого, – холодно сказала китаянка. – Человек продержался бы дольше… но не настолько.
– Может, оборотень? – предположил я.
– Я бы почувствовала. И потом…
– Она шевелится! – не думал, что гоблины умеют визжать, но сейчас Толстяк именно взвизгнул и, отскочив от сундука, шлепнулся на спину. – Ну, что уставились! Пристрелите её скорее!
Я уже почти дожал спуск, но, как ни странно, именно истерический крик гоблина заставил меня убрать палец за скобу.
– Нет.
– Эй-парень, да ты спятил! А если она прыгнет…
– Зеленый, уймись! – рявкнул я. – Она и шевелится-то едва-едва.
– Возможно, – тихо сказала Лисса. – Это и в самом деле лучший выход для всех. В том числе и для неё.
– Знаю, – так же шепотом ответил я. – Но… черт возьми, она сумела как-то дождаться нас. И просто вот… взять и выстрелить… это несправедливо.
На самом деле спроси меня кто сейчас – и я не смог бы внятно сказать, что именно так задело меня. В конце концов, это был всего лишь вампир, пусть даже и носивший когда-то крест. Просто еще один кровосос. Так ли важно, есть у него церковная лицензия или нет? Дьявольский волк не в силах стать настоящей божьей овечкой, рано или поздно естество возьмет верх и тогда… Выбор невелик: либо церковные печати выполнят свое предназначение, либо на волю вырвется еще один монстр, жаждущий сполна расплатиться за годы воздержания.
Я снова начал поднимать револьвер и снова опустил его.
А может, все дело было в том парне, Мэлоуне? Там, в салуне Хавчика, я не сделал ничего – просто сидел и смотрел. Нет – еще и радовался, что шериф прошел мимо. Это ведь так естественно – радоваться, что на виселицу тащат не тебя, а кого-то другого. Не родня, не друг даже… он был для меня никем. И не спросят меня в этот раз: Кейн, где же брат твой?
Нет, дело все же не в Мэлоуне. Он уже стал прошлым, горстью разлетевшегося по ветру праха. А я – я жив. Потому что тогда – молчал, и теперь то молчание нашептывает из-за плеча: за тобой должок, Эй-парень!
– Справедливость?! – китаянка дернула ухом. – Вспомни, что я тебе говорила минуту назад. Никакой справедливости нет, есть только шутки судьбы – а это жестокий бог.
– Наверное, так и есть…
– И мы действительно ничем не можем ей помочь.
– Ну, разве что ты захочешь сам попробовать сдохнуть вместо неё, – подал голос Толстяк. – Ыгы. Канешна, за последние пару дней ты малость усох, но если тебя потом нести, шесть-семь пинт крови нацедить можно. А если прикопать прямо тут, можно и все десять.
– Хорошо у тебя глаз намётан, зеленый… – пробормотал я, чувствуя, как поминаемая жидкость заставляет кончики ушей предательски краснеть.
– Ну, так у вас, людей, кожа-то тьфу, тоньше бумаги, – пустился в объяснения гоблин. – Бывало, пальцем ткнешь, и как хлестнет… замаешься потом отстирывать.
Глупо, но у меня задрожали колени – словно я уже потерял те самые шесть-семь пинт крови. К счастью, в паре футов от меня валялся какой-то бочонок, судя по чистым бокам, выброшенный из повозки еще до пожара. Кое-как перетягивая ноги, я все же доплелся до него, поставил стоймя и сел, пытаясь унять эту идиотскую, неизвестно зачем и откуда взявшуюся дрожь. Во рту было сухо и горько, а на душе – просто погано.
– Он прав, Кейн, – китаянка как-то неловко двинула рукой, словно хотела коснуться моего плеча, но в последний миг не решилась. – Даже умей она восстанавливаться на уровне высших вампиров… ей нужно много крови, больше чем в нас троих… четверых, считая мула. Увы, компаньон, это была всего лишь очередная шутка судьбы.
– Знаю, – кивнул я. – Но… понимаешь, Лисса, иногда так хочется, чтобы случилось чудо.
– Понимаю.
Лисса все-таки положила руку мне на плечо. Сжала пальцы – не сильно, а просто… и, отпустив, пошла к повозкам. Пройдя с десяток футов, она остановилась, глянула на меня – я как раз поднял голову и заметил, как глаза моей компаньонки вспыхнули ярко-алым отблеском.
– Чудо?!
Я и моргнуть
