– Не думаю, что ты прав, – возразила Лисса. – Стон слаб и полон боли. Тот, кто издает его, не может быть опасен. По крайней мере сейчас.
– А может, оно так притворяется! – загорячился гоблин. – Подманивает, ы-ы, а потом как прыгнет да как чавкнет! Пусть лучше, – Толстяк оглянулся на китаянку, и, похоже, что-то в глазах оборотня подсказало гоблину, что право быть НЕ первой девушка вряд ли уступит.
– Давайте мула туды запустим!
– Во-первых, ты и копыта его не стоишь! А во-вторых, как ты собрался загнать его в повозку?
Толстяк опустил топор и озадаченно поскреб затылок.
– Пнуть его в зад? – неуверенно предложил он.
– Соскучился по его копытам? – ехидно спросила Лисса. – Ну, хватит. Прыгаем одновременно, все вместе.
Прикинув на глазок высоту борта, я сообразил, что для прыжка с двустволкой наперевес барьер чересчур велик, и, отбросив ружье в сторону, выхватил револьвер.
– Раз, два, три! БАБАХ!!
Грохот сдвоенного выстрела подбросил меня в воздух не хуже пинка тролля. К счастью, в этот день и час Господь хранил идиотов, швыряющихся ружьями с взведенными курками, – картечь с визгом ушла в соседний холм.
Впрочем, здесь мое везение и закончилось: зацепившись в прыжке ногой за доску, я рухнул на дальний борт фургона как раз в ту секунду, когда на него же вскочила китаянка. Горелые доски, разумеется, не выдержали подобного напора и сломались. Очень смешно, да… если глядеть на это шоу со стороны. Актерам же было больно… всем, кроме деревяшек.
– Ты… живой?
Судя по голосу, Лисса даже не злилась. Видимо, я выглядел совсем плохо.
– Ме… ме… местами.
Болело решительно все, однако при этом беглый переучет конечностей показал, что мое везение пока еще не совсем издохло в тяжких муках – героический прыжок обошелся мне всего в две дюжины ушибов и ссадин. Плюс вывихнутый мизинец, звон в ушах и остатки самоуважения. Зубы вроде бы остались на месте, но разбитая губа не давала удостовериться в этом.
– Ну вы, ы-ы-ы, даете!
Гобл произнес это из фургона, водрузив одну ногу на гроб. Судя по всему, он просто и неторопливо влез в повозку сзади, пока мы с Лиссой занимались нецензурной акробатикой.
Я потряс головой. На земле прямо передо мной лежал осколок зеркала – видно в него было немного, но и отражавшегося хватало. Черно-багровая смесь из пыли, сажи, пота и крови… да уж, такой маской только дикарей пугать.
Гоблин, как оказалось, был схожего мнения.
– Слышь, Эй-парень, сдается мне, что видок у тебя сейчас как раз для этой штуки, – заявил он… и взялся за гроб. – Гы-ы-ы-ы… зараза неподъемная-я-я-я!
– Зеленый, ты свихнулся?! – разом позабыв про все болячки, заорал я. – А если там…
БУМ! По крайней мере, я успел отскочить и отлетевшей крышкой меня не зашибло. Мелочь, но хоть какое-то светлое пятно в этой жизни. Погибнуть в Запретных Землях от крышки гроба было бы просто чертовски обидно. Кто бы, спрашивается, поверил в такую дурацкую смерть?! Да никто…
Вздохнув, я похромал к нашему трофею.
Это был большой и, на мой непритязательный вкус, очень хороший гроб. Красно-коричневое и тяжелое даже с виду – то-то гоблин так пыхтел – дерево, которое и огню оказалось не очень-то по зубам. Лишь в нескольких местах доски были прожжены насквозь, на внутренней стороне крышки сохранилась большая часть лакировки.
Внутри же…
– Ну и что это?
– Бразильская вишня.
– Поясни, – попросил я, глядя на ворох дотлевающих тряпок. Как ни прикидывай, это не было похоже на вишню, хоть бразильскую, хоть китайскую, – груда пепла, несколько тлеющих лоскутов и все, хоть ты тресни!
Лисса вздохнула.
– Я работала в мастерской краснодеревщика. Там бывают полезны лю… существа с хорошим чутьем. Этот гроб, – китаянка постучала когтем по крышке, – сделан из бразильской вишни, ятобы.
– Ты штобы?
– Ятоба – это второе название этого дерева.
– А она чего, сильно магическая?
– Если ятоба и обладает магическими свойствами, то мне про таковые неизвестно. Я знаю лишь, что это крайне твердая порода древесины. Из неё получается отличный паркет…
– …и гробы, – закончил я. – Что ж… кто-то проявил похвальную предусмотрительность… но все же недостаточную.
– Надо было прятаться в огнеупорный шкаф, гы-гы, – фыркнул Толстяк. – Когда я ходил с троллями Косолапого – давно, еще за пару лет до Кривоклыка, – они как-то сперли один такой ящик из банка в Сан… Сан… не помню, сан-чего-то-там, короче. В железке весело звенело, там лежали четыре тыщи долларов, но мы до них так и не добрались. Три дня таскали по пустыне, извели уйму пороха. А в итоге все равно пришлось бросить, когда на хвост села кавалерия.
– Что ж, – задумчиво произнесла девушка, – теперь мы знаем, кто ехал в караване.
– Скажи это вслух, – буркнул я. – Мой бедный голова не мочь думать.
Лисса пожала плечами.
– Вампиры. Это ты хотел услышать?
– Нет, – мотнул я головой, – не хотел. Но подозревал, что твой ответ мне совершенно не понравится.
Собственно, я начал думать о кровососах еще пару минут назад, когда обнаружилось отсутствие крестов на трупах. Это была ниточка с хороший трос размером, а еще одну я заметил сам: на покойниках не было и унции серебра. А ведь житель Пограничья без серебра – это как эскимос без мехов. Когда же я увидел первый гроб, все стало просто и понятно… ну, почти.
– Интересно, почему они здесь оказались.
– Патамучта у них мозги засохли эпоху назад! – пренебрежительно заявил гоблин. – Десять охранников на пять фургонов! Ы-ы-ы, даже люди не настолько тупы и самоуверенны… обычно.
– Может быть, зеленый, ты и прав… – медленно начал я.
– Какого еще орка «может быть»! Я всегда прав!
– …но не это сейчас важно. Есть гораздо более занятый вопрос: чего испугались орки?
– Нет, – неожиданно возразила Лисса. – Есть еще более важный вопрос. Кто стонал?
– У-у-ук!
Гоблин подпрыгнул и начал бегать по фургону – со стороны могло показаться, что его начали кусать за ноги маленькие невидимые вампирчики. Впрочем, не обязательно невидимые – туча пепла и сажи, которую Толстяк заставил взметнуться…
Кр-р-нанг!
Когда ЭТО началось, я не поверил своим глазам. Толстяк, наверное, тоже, потому и не успел выпрыгнуть сразу. А потом стало уже поздно – вслед за колесами с правой стороны у повозки отвалилось днище, и гоблин рухнул вниз, скрывшись в сером облаке.
– Говорят, – Лисса, развернула ушки, прислушиваясь к доносящимся из облака проклятьям, – что никакой справедливости в мире нет. А то, что иной раз принимают за её проявления, не более чем извращенное чувство юмора судьбы.
– Может и так, – кивнул я. – Но сейчас я очень доволен. Этот гоблин…
– Ш-ш-с!
В наступившей тишине и я смог отчетливо расслышать его – тонкий, всхлипывающий стон. Тот самый. Он повторился еще раз, затем из серой тучи донесся глухой удар, хруст, скрежет… а затем из неё вылез черный и злой гоблин, тащивший за собой большой сундук.
– Оно – тама! – объявил он и плюхнулся на задницу с видом Колумба, минуту назад открывшего
