– Это НОГА?!
– Скорее, лапа, – ответил Малкольм. – Когда есть возможность, я стараюсь выбрать кусок пожирнее, но после старого Хрюндинга это удается нечасто. А сегодня он, похоже, был особенно раздражен.
– Пожирнее… – повторил я. Где-то внизу, в районе желудка, у меня начало возникать жутковатое подозрение… плавно переходящее в тошноту.
– Впрочем, – продолжил демон, – это бедро тоже выглядит неплохо. Жестковато, но если как следует проварить в святой воде…
Оглянувшись на Лиссу, я увидел, что китаянка цветом лица сейчас вполне может сойти за белую женщину, и медленно, старательно зажав рот, побрел за ближайший кактус. Конечно, за ним вполне мог прятаться брат-близнец пришибленного монстра, но это сейчас меня волновало меньше всего.
* * *– Главная проблема Зла, – заявил гоблин, – заключена в том, что Зло никак не может понять, насколько подлым и коварным иной раз бывает Добро.
Воображение живо нарисовало мне картинку, как подлое и коварное Добро на цыпочках крадется к ничего не подозревающему Злу, затем прыгает, с радостным воплем всаживает ему нож в спину, валит на землю и остервенело пинает ногами.
– И вчерашняя ночь в этом отношении показательна. Заманить в ловушку и навалиться многократно превосходящими силами – это типично для вашего так называемого Добра.
– Странно, – пробормотал я, – думал, это любимая тактика гоблинов.
– Эй-парень, а ты не думал, у кого мы её позаимствовали?
– Хватит! – судя по повышенному тону и рывкам юбки в районе хвоста, на вторые сутки знакомства Лисса начала разделять мое отношение к Толстяку. – Перестань бредить о вещах, которые стократ выше твоего убогого понимания. Почитай проповедь Будде!
– Да неужели? А ты, значит, вообразила, что знаешь больше?
– Воображать мне не требуется, – холодно произнесла китаянка. – Хватит и того, что я повидала.
– Эт-та, намекаешь, что тебе вчера триста лет исполнилось?
В ответ Лисса начала произносить длинную – очень длинную – фразу на каком-то не встречавшемся мне доселе языке. Судя по редкости глухих согласных, это был не гоблинский, однако походило на то, что гобл его прекрасно понимал – а значит, это был и не китайский. Ну а из экспрессивности речи, а также живейшего интереса, проявляемого Толстяком, явно следовало, что все произносимое девушкой являлось отборнейшими ругательствами. Послушав минуты три, я сдался и прибавил шаг, пытаясь одновременно насвистывать старую походную песню техасских пионеров: «We go out at dawn, from the desert blows wind…»
– Эй-парень, а ты-то что думаешь об этом?
– О чем «этом»?
– Ну, Добро, Зло и всякая такая прочая, как вы, люди, говорите, философия.
– А-а… – я на миг задумался. Да, пожалуй, так будет лучше всего.
– У меня очень простая философия. Видишь этот «винчестер»? – для вящей наглядности я перекинул карабин с левого плеча на правое.
– Ну, вижу.
– Так вот, он запросто может быть и Добром, и Злом. Весь вопрос – по какую сторону ствола находишься ты сам. Так что давай, шевели копытами… проводник.
Чертова сковорода в небе уже почти добралась до зенита и жарила вовсю. Наверное, тут бы и ангелы на облаках вспотели… впрочем, в раскаленной синеве не было и намёка на облако. Интересно, вяло подумал я, тут сезон дождей бывает? Чего бы я сейчас отдал за хороший ливень! Смыть пыль и пот, а главное – пить, пить, пить…
Хотя, если даже тут и бывает «мокрый» сезон, можно держать пари – это нечто столь же пакостное, как и теперешняя жара. Пара недель непрерывного капанья с небес, когда кажется, что сам воздух можно разливать по бочкам. А вокруг, на земле – где не лужа, там грязь.
Ничего. Уже сегодня мы сможем заночевать на равнине. А потом и вовсе перейти на ночные марши, пережидая полуденный зной где-нибудь в тенистой прохладе… если, конечно, сумеем её отыскать.
До приезда в Приграничье я искренне полагал, что Запретные Земли кишмя кишат жуткими монстрами, которых на каждый тамошний дюйм приходится малость побольше, чем ангелов – на кончик иглы. В эту легенду свято верит подавляющее большинство людей в стране, да и за ёё пределами, наверно, тоже. Здесь же мою веру развеяли в прах за неполные десять минут и два стаканчика виски.
Все дело в давлении. Магодемо-чего-то-там – я не запомнил словечко, которым щегольнул мой просветитель. И в Дикой Магии. Когда первые поселенцы сошли с «Майского цветка», вся Америка была землей Дикой Магии, ну и местных божков. Люди привезли через океан своего Всевышнего и свою магию, одобренную церковью или не очень. Но это в любом случае была жестко струк-ту-ри-ро-ван-ная – это слово я запомнил – магия Старого Света, загнанная в клетки пентаграмм еще жрецами Рима.
Люди двинулись от берега в глубь материка, шаг за шагом оттесняя племена зеленошкурых, а заодно – чужую магию и чужих богов.
Уходили не все – это знал даже я. В моем родном графстве был один лесок, в который не стоило соваться с огнем или топором. Лесного духа звали О-оми, добавляя, что когда-то давно он был верховным божеством местных троллей. Но все же большинство уходило вместе со своими почитателями – в земли, где жили другие племена, которые совсем не были рады новым соседям.
Это как сгребать снег на Аляске, говорил тот парень. Поначалу идет легко, но рано или поздно ты упрешься в снежный вал. Так вот, наше долбаное Пограничье как раз и есть такой вал. Сотня миль, где человеку, в общем-то, совсем не место, а он, зараза, все равно лезет настырнее любого таракана.
– …накормил нас этой… дрянью, – донесся до меня обрывок фразы. – Не могу поверить.
– Мясо, как мясо, жрать можно, – возразил гоблин. – И потом, сестренка, выбор у нас был не так чтобы очень. В этой стороне отсидеться можно либо у Безумного Проповедника либо у Гарри-Мексиканца, но Гарри еще более чокнутый.
– Плоть демона… да ты хоть представляешь, что такое магическое отравление?!
– Выпадают волосы, роговеют уши, а то вдруг хвост исчезает…
Лисса снова перешла на свой загадочный язык. Толстяк внимал ей, растопырив уши.
– Зря тратишь воздух, компаньон, – сказал я. – Он – гоблин, и этим все уже сказано.
– Я была лучшего мнения об этой расе.
Мы с Толстяком дружно переглянулись и хором выдохнули:
– Н-наивная…
Кажется, девушку это слегка обидело. По крайней мере, следующую четверть часа она молчала. Гоблин еще некоторое время продолжал разглагольствовать на тему Добра и Зла, однако неблагодарность слушателей оказалась действенным лекарством – минут через десять замолк и он.
– Долго еще идти?
– Семь-восемь.
– Миль?
– Нет, часов до заката.
Мул отозвался на это сообщение негодующим ржанием. Я вполне понимал и даже разделял его чувства, но сейчас меня больше всего волновало другое. Ноги. Точнее – дыра на пятке в правом носке. Похоже, что, стесав шерстяную ткань, подошва принялась за кожу. Устроить привал? Заманчивая идея…
