– Прочитать? Не-ет, не сейчас. Попозже, пожалуй. Зачитайте-ка его вслух, Эшерих!
Однако после первых трех фраз он прервал чтение:
– Давайте еще по одной. Ваше здоровье, Эшерих! Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер, господин обергруппенфюрер!
Осушив свой бокал, Эшерих продолжил чтение.
Но тут крепко захмелевший Пралль затеял забавную игру. Всякий раз, как Эшерих прочитывал три-четыре фразы, он прерывал его тостом, и Эшерих, выпив, опять, хочешь не хочешь, начинал сначала. Пралль упорно не давал ему дочитать первую страницу, все время перебивал новым тостом. Хоть и был вдрызг пьян, он видел, что происходит с комиссаром, видел, как ему неприятен забористый напиток, видел, что ему уже раз десять хотелось отложить протокол и уйти (да катись ты куда подальше!), но он не осмеливался, поскольку имеет дело с начальником, – как он юлит, как старается скрыть злость.
– Ваше здоровье, Эшерих!
– Покорнейше благодарю, господин обергруппенфюрер! Ваше здоровье!
– Ну, читайте дальше, Эшерих! Хотя нет, лучше сначала. Одно место мне еще не вполне ясно. Всегда был тугодумом…
И Эшерих читал. Да, сейчас его изводили точно так же, как двумя часами ранее он изводил тщедушного Клуге, и, как и тот, он тоже изнывал от желания выйти за дверь. Но приходилось читать, читать и пить, пить и читать, пока у начальника не пропадет охота. Он уже чувствовал, как голова наполняется клубами тумана, – прощай работа! Чертова субординация!
– Ваше здоровье, Эшерих!
– Ваше здоровье, господин обергруппенфюрер!
– Прочтите-ка еще разок, сначала!
Внезапно игра наскучила Праллю, и он грубо оборвал:
– Ах, бросьте вы это дурацкое зачитывание! Видите ведь, я пьян, до меня ни хрена не доходит. Небось похвастаться норовите своим умным протоколом, а? Будут и другие, но не такие важные, как цидуля великого комиссара Эшериха! Уши вянут слушать! Короче: вы взяли автора открыток?
– Осмелюсь доложить, нет, господин обергруппенфюрер. Но…
– Тогда зачем вы ко мне явились? Зачем крадете мое драгоценное время и пьете мой превосходный арманьяк? – Он уже попросту орал. – Вы что, совсем рехнулись, сударь? Я с вами по-хорошему, а вы и обнаглели! Но теперь я с вами по-другому поговорю!
– Так точно, господин обергруппенфюрер! – И торопливо, прежде чем снова разразится ор, Эшерих выдавил: – Но я взял того, кто распространял открытки. Мне так кажется, по крайней мере.
Это сообщение несколько смягчило Пралля. Осоловелым взглядом он посмотрел на комиссара и сказал:
– Приведите его сюда! Уж мне-то он скажет, кто дал ему открытки. Я ему покажу, где раки зимуют, – я как раз в ударе!
Секунду Эшерих колебался. Он мог бы ответить, что этот человек еще не на Принц-Альбрехтштрассе и он его доставит – вправду доставит, с улицы или из квартиры, с помощью агентов. Или спокойно подождет, пока обергруппенфюрер проспится. А тогда, вероятно, все позабудет.
Но не таков был Эшерих, на своем полицейском веку он всякого навидался, труса не праздновал, всегда действовал смело, вот и сейчас смело произнес – будь что будет:
– Я его отпустил, господин обергруппенфюрер!
Рев… нет, бог ты мой, поистине звериный рык! Пралль, обычно в самом деле весьма вежливый для начальника, настолько забылся, что схватил комиссара за грудки и принялся трясти, выкрикивая:
– Отпустил? Отпустил? Знаешь, что я с тобой сделаю, мерзавец? Посажу, в кутузку закатаю! Погоди, вот подвешу тысячеваттную лампочку тебе на усы, на эту твою собачью какашку, и спать не дам, прикажу бить тебя смертным боем, чтобы глаз не смыкал, гаденыш…
Так продолжалось еще довольно долго. Эшерих терпел тряску и брань, помалкивал. Пожалуй, даже к лучшему, что он выпил. Слегка оглушенный арманьяком, он воспринимал происходящее смутно, точно сквозь сон.
Ори-ори, думал он. Чем громче орешь, тем скорей охрипнешь. Давай, показывай старику Эшериху, где раки зимуют!
В самом деле, наоравшись до хрипоты, Пралль оставил подчиненного в покое. Налил себе еще арманьяка, злобно посмотрел на Эшериха и просипел:
– А теперь извольте доложить, почему вы сделали такую чудовищную глупость!
– Прежде всего разрешите доложить, – тихо сказал Эшерих, – что за этим человеком постоянно наблюдают двое опытных полицейских агентов. Думаю, рано или поздно он навестит своего заказчика, автора открыток. Сейчас-то он твердит, что знать его не знает. Пресловутый таинственный незнакомец.
– Уж я бы вытряс из него имя. Слежка слежкой – а вдруг они его упустят?
– Нет! Эти не упустят! Лучшие люди с Алекса!
– Ну-ну! – Однако, судя по всему, гроза миновала, Пралль вернулся в хорошее настроение. – Вы же знаете, я не терплю самоуправства! И предпочел бы держать этого типа в своих руках!
Ты бы предпочел, думал Эшерих. И через полчаса выяснил бы, что он не имеет к открыткам ни малейшего касательства, и опять бы начал трясти меня…
Вслух он сказал:
– Он запуганный мусорный мужичонка, господин обергруппенфюрер. Сказать по правде, заячья душа. Будете его мордовать, он со страху врать примется, все, что вам угодно, подтвердит, все признает, и мы отправимся по сотне ложных следов. А так выведет нас прямиком на автора открыток.
Обергруппенфюрер рассмеялся:
– Ах вы старый хитрец, давайте-ка тяпнем еще по единой!
Они выпили.
Обергруппенфюрер испытующе посмотрел на комиссара. Вспышка гнева явно пошла ему на пользу, слегка отрезвила.
Он призадумался, потом сказал:
– Насчет протокола, ну, вы знаете…
– Так точно, господин обергруппенфюрер!
– …распорядитесь сделать для меня несколько копий. А пока спрячьте ваше гениальное творение. – Оба ухмыльнулись. – Чего доброго, еще и в арманьяк угодит…
Эшерих сунул протокол в папку, а папку – в портфель.
Между тем начальник покопался в ящике письменного стола и вернулся к нему, держа руку за спиной.
– Скажите-ка, Эшерих, у вас уже есть Крест за военные заслуги?
– Никак нет, господин обергруппенфюрер!
– Ошибаетесь, Эшерих! Вот он! – Пралль неожиданно выбросил вперед спрятанную за спиной руку – на ладони лежал орден.
Комиссар был так ошеломлен, что только и сумел пролепетать:
– Господин обергруппенфюрер! Я не заслужил… У меня нет слов…
Пять минут назад, во время взбучки, он ожидал чего угодно, даже пяти суток ареста в бункере, но чтобы ему сразу после этого вручили Крест за заслуги…
– …Покорнейше благодарю.
Обергруппенфюрер Пралль наслаждался растерянностью награжденного.
– Что ж, Эшерих, – сказал он. – Вы же знаете, я не такой. И в сущности, вы действительно весьма дельный сотрудник. Просто иной раз нужно вас слегка пришпорить, не то заснете. Давайте-ка еще выпьем. Ваше здоровье, Эшерих, за ваш орден!
– Ваше здоровье, господин обергруппенфюрер! Еще раз покорнейше благодарю!
А обергруппенфюрер продолжал:
– Вообще-то Крест предназначался не вам, Эшерих. Вообще-то его должен был получить ваш коллега, Руш, за дельце, которое он чрезвычайно ловко провернул со старухой-жидовкой. Но вы его опередили.
Он еще некоторое время разглагольствовал, потом включил над дверью красную лампочку, означавшую «Важное совещание! Не мешать!», и улегся на кушетку вздремнуть.
Когда Эшерих, по-прежнему сжимая в руке Крест за военные заслуги, вошел к себе в кабинет, его заместитель сидел у телефона и кричал в трубку:
– Что? Дело Домового? А это не ошибка? Нет
