Время может залечить все раны, кроме этой. Она думает о нем каждый день, каждую минуту. Спустя годы боль притупилась, но так, может, даже хуже. Раньше она чувствовала, могла чувствовать, как болит. Сейчас только ноет и саднит. Как и ее малыш, ее боль здесь навсегда, но ее не потрогать рукой — как застывшее в янтаре насекомое.
Внизу открывается и захлопывается дверь. Вивьен подходит к окну. День залил светом все вокруг, голубое небо расписано крупными оранжевыми мазками, по нему плывут белые облака. Она слышит шаги девушки, наблюдает, как она проходит мимо фонтана и идет дальше, пока не скрывается из виду. Боже, уйти отсюда, покинуть это место. Фонтан будто смотрит на нее, зрачки его страшных слепых глаз неподвижны, он полон. Сровняйте его с землей, — советовала Адалина. — Избавьтесь от него. Зачем ему пялиться вам в лицо каждый день? Но она не может. Это все, что ей осталось.
Поэтому она не могла позволить ему высохнуть. Каждую неделю его каменный бассейн наполняется водой. Раньше Адалина спорила, но уже перестала.
Стук в дверь спальни.
— Синьора, ваши таблетки.
Вивьен моргает. Голос горничной похож на шепот ветра. Она поворачивается.
Адалина входит и ставит поднос, как обычно; это продолжается долгие годы. Они договорились увеличить дозу, и флакон уходит за флаконом. Вивьен смотрит, как она вытряхивает таблетки и пересчитывает на ладони, прежде чем положить на прикроватный столик. Как по сигналу, Вивьен начинает кашлять. Черт! Кашель тяжелый, отрывистый и сухой, горло саднит. Он всегда заставляет горничную волноваться.
— Я в порядке, — хрипит Вивьен, что только усугубляет ситуацию, она снова начинает кашлять, прикрывая рот скомканной салфеткой, а когда опускает ее, можно рассмотреть крошечные пятна крови. Она поспешно прячет платок в карман халата.
— Я в порядке.
— Вам нужно что-то еще, синьора?
Выжидающее лицо Адалины, всегда готовой угодить, напоминает ей о медсестрах в тот день в больнице. Они были добры к ней, поместили ее в отдельную палату. Она хватала акушерок за руки, когда родила ребенка. Она еще может вспомнить их успокаивающие обещания — от них становилось легче, как от руки матери, накрывшей горячий лоб. Она не хотела присутствия Джио — место мужчины снаружи. Она не знает, простил ли он ей это. Он считал, что причиной была ссора. Был ли он прав? Уж слишком надолго отложенное наказание. Ты отказала мне в рождении моего сына. Или как-то так он сказал.
— Нет, спасибо, — говорит Вивьен.
Затем, чувствуя, что Адалина собирается уйти, спрашивает:
— Куда ушла девушка?
Голос Адалины доносится будто издалека.
— Люси? В город, я полагаю.
Вивьен садится на кровать.
— Она знает.
Повисает пауза. Адалина слышала это много раз.
— Это невозможно.
— Ты уверена? — Вивьен смотрит на нее. На миг отражение горничной в ее глазах дрогнуло.
— Вы не можете винить ее. Она молода. Впечатлительна.
— Она узнает все обо мне. О… нас.
Адалина приходит в замешательство.
— Откуда? Синьора, мы ведь осторожны…
— Осторожны? А что, если она нас подозревает?
Ответа нет. Вивьен сглатывает и прикрывает глаза. Все, что она слышит, — это тишина. Она сосредотачивается.
— Я хочу, чтобы ты навела о ней справки, — говорит она.
— Что, простите?
— Я хочу знать о ней все: откуда она, почему приехала, что оставила позади. Хочу видеть полную картину. От начала до конца. Я не могу быть беспомощной.
Адалина обдумывает следующий шаг.
— Это не из-за того… — она колеблется, — что она похожа на…
Вивьен ждет.
— Продолжай. — В ее голосе вызов. — Скажи ее имя.
Адалина не может.
— Синьора, я думаю, будет лучше, если мы…
— Я думаю, что будет лучше, если мы узнаем все. Я не доверяю ей.
Ты не доверяешь никому. Это хотела сказать горничная. Вивьен слышала это так же отчетливо, как если бы это сорвалось с ее губ. Может ли Адалина винить ее? Момент, когда кажется, что она решится на неповиновение, минует.
Затем:
— Хорошо, синьора.
— Сообщи мне все утром. Надеюсь, окажется, что я неправа, но, Адалина, мы должны быть готовы расстаться и с ней.
Адалина выглядит подавленной. Она ожидала чего-то подобного. В следующем месяце придется нанять еще одну. И через месяц — снова.
Бесконечная карусель обнадеженных молодых девушек, которые обречены с самого начала. Но Люси хуже всех. Она похожа на Изабеллу. После нее Вивьен начнет просить резюме вместе с фотографией.
Если ее болезнь зайдет еще дальше…
— Могу я идти, синьора?
Вивьен снова поворачивается к стене.
— Да, — натянуто говорит она. — У тебя есть работа.
Оставшись в одиночестве, она кладет руку себе на живот. Он пуст.
Я смогу защитить тебя в этот раз, — думает она. — Больше никто не сможет отобрать тебя. Никогда.
Глава тридцать третья
Я должна встретиться с Максом в полдень. Он ждет на террасе у Дуомо, попивая эспрессо и покуривая сигарету. Не знала, что он курит.
— Привет, — говорит он, увидев меня. — Как ты?
Он немного отчужден, но я к этому готова. Он несколько раз писал мне, но я не отвечала, не зная, что сказать. Врать о множестве вещей, скрывать существование Джеймса, потому что так проще, или открыть корзину со змеями и впустить Макса в самую унизительную часть своей жизни. Всего сутки прошли с тех пор, как появилась Элисон, а кажется, что минула вечность.
— Спасибо, что согласился встретиться, — говорю я, отодвигая стул.
Официант подходит, чтобы принять у меня заказ. Я прошу колу, хотя и не люблю ее, просто не могу сосредоточиться.
— Выглядишь уставшей.
— Почти не спала прошлой ночью.
Он ждет. Ему не нужно спрашивать ни о чем, его вопрос написан на лице. На его добром, открытом и умном лице, которое так отличается от моей мрачной физиономии.
— Я заполучила дневник Вивьен, — говорю я.
Он хотел услышать другое, это заметно по разочарованию в его глазах. Но это наше общее дело, то, что свело нас, — желание Макса раскрыть секрет Барбароссы и моя готовность помочь ему. Моя личная жизнь не имеет к этому отношения.
— Серьезно?
— Это было очень странно. Кто-то принес его к моей двери глубокой
