Я хмурюсь.
— Да, — говорю я, думая о мальчике с темными кудрями и голубыми глазами. — Наверное.
* * *Следующим утром я просыпаюсь, четко зная, что должна сделать. Выбираюсь из постели и звоню отцу, пока не успела придумать отговорку.
— Папа?
— Люси!
Одно слово, но сколько в нем чувств и надежд! Я никогда не слышала, чтобы он говорил так, даже когда мама умерла. Я осознаю, как нечестно поступила с ним. Убежала на край света, хотя все это время рядом был он и родной дом.
— Я не знаю, с чего начать. — Он задыхается. — У тебя все в порядке? Где ты?
— Я все еще в Италии.
Повисает долгая пауза.
— Почему ты мне не сказала? — наконец говорит он. — Я думал, ты все можешь мне рассказать.
Почему мне никогда не приходило в голову, что реакция отца может быть такой? Все, чего я ждала, — это разочарование и осуждение, а он просто хотел быть рядом. Он не хотел ни наказать меня, ни отругать, и если бы я была умнее, то поняла бы это раньше. В конце концов, я была с ним, когда больше никого рядом не было. Годы, которые мы провели вместе, останутся с нами навсегда. Конечно, он никогда не отгораживался от меня. Рыдания вот-вот вырвутся наружу.
— Прости меня, папа.
— Ты через такое прошла, моя милая… и совсем одна.
— У меня была Билл. — Я снова всхлипываю.
— Если я когда-нибудь увижу этого мужчину, убью его, — говорит отец.
Мысль о драке между папой и Джеймсом почти заставляет меня рассмеяться. Сложно найти двух более разных людей — нежный, терпеливый, честный, любящий отец и Джеймс — мягко говоря, лишенный этих качеств.
— Мне было слишком стыдно говорить с тобой об этом, — объясняю я. — Одно дело — эта связь, но то, что случилось с Грейс… — Даже сейчас я чувствую, что не имею права называть ее имя, не заслуживаю. — Я зашла слишком далеко и не знаю, как вернуться назад. Прости, что перестала звонить. Каждый раз, когда мы говорили, я чувствовала себя обманщицей, потому что скрывала такую большую часть своей жизни.
— Ты рассказывала кому-то из сестер?
— Нет.
— Даже Тильде?
Интересно, что папа так говорит. Я всегда думала, что восторженная, всегда готовая к приключениям Тильда была совсем не похожа на меня. Теперь вижу, что отец так не думает. Он замечал наше сходство в детстве, и то, куда завела меня жизнь сейчас, доказывает его правоту.
— Она уже вернулась с Барбадоса? — спрашиваю я.
— Еще нет, — говорит папа, — но собирается. На какое-то время. Все трое собираются вернуться. Не навсегда, конечно, у каждой ведь своя жизнь. Но мы с Мэри все равно счастливы видеть их. Это приятно. Мэри готовит воскресное жаркое, и почти каждые выходные у нас кто-то бывает. С тех пор как ты уехала, моя дорогая. Все так волновались, слали тебе столько сообщений, звонили. Это сплотило нас. Мы любим тебя, Люси.
Билл не раз говорила мне, что я всегда все усложняю. Всегда жду самого худшего, чтобы легче переносить плохое. Эти люди, моя семья, никогда не были настроены против меня. Все они были готовы поддержать меня, но я решила пройти через все в одиночестве. И вот куда меня это привело — прячусь в чужой стране, когда так хочется перенестись туда, сидеть за столом, есть приготовленный Мэри воскресный обед и слушать, как они болтают о своих делах.
— Когда ты вернешься домой? — спрашивает отец.
— Скоро.
— Когда?
— Не могу пока сказать. Но поверь мне, папа… просто поверь.
— Верю.
— Меня все ненавидят? — спрашиваю я после паузы.
— Все? Нет. Мы скучаем по тебе и любим тебя.
— Я имею в виду… Ты знаешь.
Отец делает паузу.
— Мне все равно, что думают все. Они тебя не знают. Я знаю тебя. Ты моя дочь. И я знаю точно, что ты мудрая, хорошая девочка с добрым сердцем. Все остальное ничего не значит.
* * *Отключив телефон, я подхожу к окну и смотрю на холмы. Вот он, передо мной: Барбаросса. Как другая Вселенная. Макс обнимает меня сзади и целует в шею. Тепло расходится по всему моему телу и согревает сердце. Еще слишком рано задаваться вопросами, рано даже надеяться. Сейчас Макс рядом, и я счастлива.
— Побудь со мной сегодня, — говорит он, — прежде чем вернешься.
Я соглашаюсь. Он готовит завтрак, и я уплетаю его, сидя на веранде в одной из его футболок. После этого мы нежимся под итальянским солнцем, мир кажется новым, созданным только что, а воздух — невероятно чистым и свежим. Солнце ярче, небо синее, природа ликует.
Мы видим Флоренцию такой, какой я никогда ее не видела. Она открывает пред нами больше возможностей, чем мне одной: можно взять столик на двоих и разделить тарелку пасты, можно гулять по музеям, держась за руки, пробовать мороженое друг у друга, полулежа на ступеньках храмов в торжественной тишине. Я как будто увидела город впервые, и он засиял передо мной золотом.
Потом я буду вспоминать этот день как идеальную передышку перед решительным поворотом судьбы. Когда солнце угасает в розоватом небе, уже кое-где усыпанном первыми звездами, мы возвращаемся к Максу домой, совершенно не готовые к открытию, которое ждет нас.
Глава сорок вторая
Вивьен Локхарт хотелось закрыть глаза и больше никогда не открывать. Это было проще всего.
Она устала до смерти. Кости ломит, руки и ноги так тяжелы, что могли бы утянуть ее на дно океана. Мысли путаются, голова словно опутана паутиной…
Входит Адалина, приносит лекарства. Ставит флаконы на столик и вдруг исчезает. Вивьен моргает, пытаясь сфокусировать взгляд. Да, вот она. Вот ее горничная, улыбается ей. Сегодня она выглядит моложе.
Вивьен тянется, чтобы коснуться ее руки, но пальцы ловят воздух.
Снова исчезла.
— Адалина… — тихо шепчет она. — Лили…
Ничего. Никого. Может, горничная ушла и вернется позже. А может, ее тут и не было никогда. Вивьен вздыхает и переворачивается, нащупывает таблетки. Одна, две, три, запить водой. Таблетки застревают в горле, не давая сделать глоток.
Алфи…
Имя сына звучит в ее голове.
Не покидай меня. Пойдем со мной. Я жду.
Он ждет
