И ничего большего.
– Ладно. Постой теперь ты на дороге. Я часок вздремну.
Сержант предложил:
– А чего тут торчать? Может, к ребятам на пост рванем? Там все веселее будет! Тут отираться какой смысл?
Кузьмичев посмотрел на подчиненного:
– Стоять будем здесь! До утра. Как рассветет, уйдем на пост. Но не раньше! Вопросы?
И, не дожидаясь реакции сержанта, продолжил:
– Нет вопросов! Неси службу, инспектор, бдительно. Как часовой в карауле. Армейские порядки еще не забыл?
– Помню! Только там охранять было чего… А тут за чем смотреть? За дорогой? Ее, при всем желании, никуда не денешь. И никто на нее не посягнет. Не в Чечне.
– Ты там был?
– Бог миловал! Пока…
– Вот именно что пока! В твоей службе, если, конечно, намереваешься служить до конца, еще многое может измениться. Это я отпахал свое, а у тебя, сержант, все впереди. Ладно. Следи за обстановкой.
Кузьмичев устроился на месте водителя служебной «Волги», откинувшись на сиденье.
До утра время прошло спокойно.
В 8.00 Кузьмич с напарником подъехали к стационарному посту. Их встретил офицер и новая смена инспекторов. А вскоре, сдав оружие, старший лейтенант вошел в свой дом. Его, как всегда, ждала супруга, приготовившая горячий завтрак для мужа.
– Как дежурство, Володя? – спросила она.
– Нормально! Без происшествий.
– Ты отдыхай, а я к бабушке съезжу. Звонила в шесть часов, опять ей плохо.
– Слушай, Кать! Ну, чего ты будешь мотаться с края на край города. Давай попросим Василия, перевезем Анну Ивановну сюда.
– Тесно будет, Володь!
– Ничего! Разместимся. И ей одиноко не будет. Все мы рядом. А это большое дело! Опять-таки, коли надо, «Скорую помощь» вызовем, воды подадим.
– Ну, я не знаю.
– Я знаю! Жди дома, я к Василию.
– Тебе отдохнуть надо!
– На пенсии отдохну. – Офицер вздохнул, добавив: – До нее, родимой, недолго!
Набросив поверх мундира ветровку, Кузьмич вышел со двора, прошел немного по улице, свернул в ближайший переулок. У второго дома остановился. Вернее, у калитки, от которой вела бетонная дорожка, окаймленная кустами сирени, к крыльцу деревянной избы Василия Белугина. Первым Кузьмича встретил Шалаш – пес непонятной породы, здоровый, но дружелюбный. Владимир помнил, как Васька привез из области Шалаша щенком. Утверждал, что купил дельного кобеля – помесь немецкой овчарки и лайки, которого сначала громко назвал Рексом. Но, по мере роста щенка, утверждение Белугина по поводу породы Рекса становилось все более сомнительным. Он не был похож ни на овчарку, ни на лайку, имел характер порывистый, озорной и совершенно не злобный. Команд, как ни старался Василий, не воспринимал и только оказывался на свободе, начинал терзать все, что попадалось под зубы. Старую телогрейку, новую метлу или пустую пластиковую бутылку из-под минеральной воды. Тут-то Белугин и переименовал своего питомца. Из Рекса пес стал Шалашом.
Вот и сейчас он подлетел к калитке, поднялся на задние лапы, передними пытаясь достать Владимира.
– Ну, ну, отвали, Шалаш!
Кузьмич открыл калитку, отбросив пса на дорожку. Но тот вновь перегородил дорогу офицеру милиции. Кузьмич сбросил пса, схватил того за загривок, оттащил к будке, где прицепил к ошейнику короткой цепи. После чего взошел на крыльцо. Постучал в дверь.
Открыла ему супруга Белугина, Клава. И, не видя гостя, приняла его довольно холодно.
– Кого еще несет с утра?
– Это я, Клав, Кузьмичев!
Тон женщины резко изменился.
– А, ты, Володь? Здравствуй!
– Доброе утро, чего ты с утра нервная?
– Будешь нервной с таким муженьком. Хоть бы ты на него повлиял, Володь!
– Опять вечером приложился?
– Приложился? Если бы приложился! Нажрался, как скотина последняя. С дружками из лесхоза чьи-то именины отмечал. Доотмечался так, что вместо хаты в будку к Шалашу залез.
Кузьмичев улыбнулся:
