– Плохо, что не поняла! Ты вот возмущаешься тем, что я ссадил тебя из «КамАЗа». Утверждаешь, что твои дела меня не касаются. Что, мол, сейчас не те времена и каждый волен поступать как вздумает! А я не хочу, чтобы ты или твоя подруга легли еще одним изуродованным трупом где-нибудь в кювете, овраге или лесу. И чтобы убийцы оставались безнаказанными на свободе, а твои сутенеры на твоем здоровье делали деньги, тебя же при этом держали за дерьмо! За рабыню, за собственность. Как ты думаешь, хозяева той женщины, которую убили в прошлом году, попытались помочь найти извергов? Ведь они им были известны?
Коровина, уставившись в боковое стекло, промолчала.
За нее ответил Кузьмич:
– Нет, Елена Александровна, не попытались. И не помогли. Эти ублюдки ушли в тень. Их вычислили, но доказать причастность к сутенерству следователи не смогли. Никто из таких же рабынь, как ты, не сдал своих «благодетелей». А те спрятались за стеной глухой отрицаловки. Да и что им оставалось? Ведь сутенеры, вольные или невольные, прямые соучастники зверского убийства. Как потенциальным убийцей является и наш доморощенный Димочка Кулагин – Урод! Вот такие дела, Лена.
Коровина отвернулась от окна:
– И вы решили, что можете что-то изменить?
– Что я решил – мое дело!
– Да кто вам даст сделать это? Разве Урод мог бы спокойно и открыто работать без прикрытия сверху? Что-то ваша ментовка его не особо трогает!
– Согласен! Без серьезного прикрытия Урод не смог бы торговать вами. Так вот ты мне и поведай, с кем именно хороводится Кулагин. Даже не так! Важнее другое. Фомин-младший связан с Уродом?
Проститутка как-то печально усмехнулась:
– Я, офицер, блядь, но не самоубийца!
– Спорное утверждение во второй части твоего заключения. При твоей-то работе. Почему ты не хочешь открыться мне? Боишься?
– Я не боюсь! Давно никого и ничего не боюсь, кроме Фомы! Только за один базар с ментами его ребята или он сам могут мне предъяву кинуть. И так придется уже вертеться, убеждая «Сашеньку» в том, что ничего лишнего не ляпнула здесь. А уж если узнают, что я про него с вами беседовала – кандец, башню точняк спилят! Так что извините, но я лучше помолчу!
Кузьмич потер подбородок.
– Ладно! Не хочешь говорить, не надо. Заставить тебя я не могу. Но только учти, Лена, когда тебя клиенты на куски резать начнут, что-либо вернуть назад будет поздно! Дай бог, чтобы с тобой ничего не случилось. Но, если случится, не обессудь и вини во всем свою глупость. Все! Разговор окончен! Это действительное твое право! Право лишать себя будущего!
Кузьмич открыл дверцу, намереваясь выйти из салона, но Коровина удержала его:
– Постойте! Фома всем темным делам в городе голова. Урод под ним! Больше ничего не скажу!
Старший лейтенант неожиданно спросил:
– Наркотой тоже Фома ведает?
Проститутка, как показалось Кузьмичеву, слегка вздрогнула:
– Я этого не говорила! Ясно, инспектор? Не говорила!
– Ясно, ясно, что ты так вдруг разволновалась? Все мне ясно! Что ж, и на этом спасибо!
Кузьмичев позвал сержанта:
– Максим!
– Я!
– Двигай сюда!
Подчиненный подошел к «Волге».
– Ну?
– Забыл, как к начальнику обращаться следует? Но черт с тобой! Давай, отвези даму в город!
– Чего? Может, плечевку, как на такси, прямо к дому доставить?
– Макс? Ты плохо понял меня?
– Но, Кузьмич, невелика птица, и пешком дойдет до утра!
– Отставить, сержант! Вперед за руль и в город. Оставить Коровину у универмага. И сразу же назад! И чтобы никаких непредвиденных поломок, никаких задержек! Вопросы?
– Нет вопросов.
Губин передал приборы инспектора ДПС офицеру, пошел в обход машины, бормоча под нос:
– Дожили! Блядей по хатам развозим!
Кузьмичев окликнул подчиненного:
– Губин!
– А?
– Ты чего там бурчишь?
