Время от времени из-за этого хобби Берт попадал в передряги, потому что вдруг делался отчаянно храбрым, не мог остановиться и нес черт знает что независимо от того, кто его слушал. Вот и этим летом одна из выходок Берта закончилась дракой с четырьмя молодыми немцами в пивной Ниццы, после чего им пришлось убегать от полиции. Берт завязал разговор с молодыми людьми, спросил, откуда они приехали, и после некоторого колебания с их стороны получил ответ, что они швейцарцы. «И из какой части Швейцарии вы приехали? — не унимался Берт. — Из Дюссельдорфа? Гамбурга?»
Немцы, крупные, широкоплечие парни, засмущались и отвернулись от него к кружкам пива, которые стояли перед ними на стойке бара. Однако Берт не оставил их в покое.
— Для меня самое очаровательное место в Швейцарии — Бельзен. Провинциальный такой городок, уютный, полный воспоминаний. Я всегда говорил, что Швейцария наверняка выиграла бы войну, если бы часовщики не нанесли ей удар в спину. Но я их одобряю.
— Завязывай, — шепнул ему Мэнни, а Марта предупреждающе покачала головой и дернула Берта за рукав. — Их же четверо. Они нас убьют.
Но Берт пер напролом.
— Я счастлив сообщить вам, господа, — тут он широко улыбнулся, — что всегда верил в Великую Швейцарию, и в этом меня поддерживают многие истинные американцы.
Немцы начали перешептываться, и Мэнни снял часы и положил в карман, не хотел, чтобы их разбили во время драки.
— Заткнись, Берт, — попыталась осадить его Марта. — Тебя сейчас хватят по голове пивной кружкой.
— А теперь, парни, — Берт поднял стакан, — предлагаю выпить со мной за величайшего из всех швейцарцев, за самого доброго, милого и горячо любимого всеми Адольфа Гитлера. Давайте же выпьем и споем «Швейцария Uber Alles»[219]. Я уверен, слова вы знаете…
Мэнни уже успел сесть поудобнее и, когда первый немец замахнулся, левой перехватил его руку и дважды врезал ему правой. Медлительные, но здоровенные немцы сильно рассердились, и к тому времени, когда Мэнни потащил Берта к дверям, у того из носа текла кровь, воротник рубашки держался на честном слове, а официанты хором звали полицию.
Втроем они бежали по маленьким улочкам Ниццы, слыша за спиной затихающие крики. Берт похохатывал на бегу и все тряс правой рукой, онемевшей от удара по крепкому немецкому черепу.
— Ты из какой части Швейцарии, приятель? — спросил он, повернувшись к Мэнни. — Лейпциг? Нюрнберг?
Через полчаса, в безопасности бара на набережной, Мэнни и Марта тоже поняли, что этот эпизод можно воспринимать и как забавное приключение, а потому до конца лета, стоило кому-то из них что-нибудь учудить, другие задавали резонный вопрос: «Ты из какой части Швейцарии, приятель?»
Теперь же Берт размахивал бутылкой вина и, широко улыбаясь, оглядывал бухту.
— Я думаю, что предложу желающим новую туристическую услугу. Внесезонные туры по начавшим загибаться курортам. Напишу буклет с заголовком: «Познайте блаженство! Плюньте на моду! Отдохните в отпуске от людей!» Мэнни, как думаешь, твой отец даст нам начальный капитал?
Берт твердо верил, что отец Мэнни сказочно богат и готов ухватиться за любое необычное деловое предложение, которое представит на его суд Берт. Среди предложений числились выращивание авокадо под Грацем и строительство горнолыжного подъемника длиной в четыре тысячи футов в Пиренеях, около испанской деревушки из двадцати двух домов. Помимо предоставления начального капитала отцом Мэнни, каждый проект всегда имел еще один пункт: место управляющего должен был занять Берт, что гарантировало ему постоянное пребывание в Европе.
— Мэнни, тебе не кажется, что мы должны послать твоему отцу телеграмму? — развивал свои планы Берт.
— Нет, — ответил Мэнни.
— Такой шанс выпадает раз в жизни. Чего он сидит на своих деньгах? По закону о наследстве львиная доля отойдет государству. Ладно, я что-нибудь придумаю. Это не единственный способ заработать кучу денег. — Он пристально посмотрел на Марту, которая ела виноград. — Марта, ты знаешь, что представляешь собой потенциальный источник дохода?
— Я намерена завещать свое тело науке. В возрасте восьмидесяти пяти лет.
— Главное для тебя не выходить замуж за американца.
— Кажется, пора заявлять на тебя в комитет по антиамериканской деятельности.
— Америка не место для красивой женщины. — Берт ее не слушал. — Дома там становятся все меньше, жалованье слуг все выше, а в итоге красота оказывается замурованной в четырех стенах маленького уютного гнездышка где-нибудь в Скарсдейле, в окружении телевизора и бытовой техники, так облегчающей домашний труд, которое она покидает лишь ради собраний ассоциации родителей и учителей. Красивой женщине куда лучше жить в стране, которая не столь успешно развивается и тратит чуть больше, чем зарабатывает, такой, например, как Франция. Тут ты сможешь выйти замуж за сорокапятилетнего мужчину с роскошными усами и большим родовым поместьем на берегу Луары. Отличная охота по осени, легкие вина с собственных виноградников, десятки слуг, которые снимают шапки и кланяются, когда мимо проезжает хозяйский автомобиль. Муж будет обожать тебя, приглашать в поместье всех твоих друзей, чтобы ты радовалась жизни, и надолго оставлять одну, уезжая в Париж по делам или к личному врачу, чтобы тот проверил, в порядке ли у него печень.
— А какое место в этой идиллии ты отводишь себе? — спросила Марта.
— Одного из друзей, которых будут приглашать в поместье, чтобы ты радовалась жизни, — ответил за приятеля Мэнни.
Разговор ему не нравился. Пусть Берт и шутил, но Мэнни чувствовал, что он одобрил бы решение Марты остаться за границей и выйти замуж за богатого старика. Только на днях, когда они говорили о жизненном пути, который им предстояло выбрать, Берт сказал: «Самое главное — распознать в себе особый дар и использовать его. А лучший способ использовать его — уберечь себя от удушающей скуки работы. Вот твой дар, — улыбнулся он Марте, — красота. Тут все просто. Ты используешь его для обольщения мужчин, и весь мир будет у твоих ног. Мой дар уступает твоему, так что в долговременной перспективе шансов у меня меньше. Я обаятельный… — улыбнулся он во весь рот, — и мне на все наплевать. Однако если мне хватит ума и я не попадусь на удочку, попадаться на которую не следует, то достигну многого. Что же касается Мэнни… — Он печально покачал головой. — Его дар —
