Тиббел преисполнился благодарности к старику: пытаясь угадать, что привело молодого щеголя в ярость и завершилось оскорблением действием, он наверняка бы до утра не заснул. Ни разу в жизни Николасу не приходилось поднимать руку на женщину, подобного он и представить себе не мог, а уж из-за трехсот франков, что в пересчете составляло примерно шестьдесят центов…
— Извольте, — торопливо произнес мужчина в черном костюме, лишив гордую испанку возможности пролить свет правды на истоки конфликта. — Она сидела в баре и ждала, пока ее кто-нибудь подцепит.
— Я не ждала, пока меня подцепят! — возмутилась дама. — Я возвращалась домой из кино и зашла в бар, чтобы выпить глоток пива…
— Но в конечном итоге, — с жаром прервал ее мужчина, — тебя все-таки подцепили. Если мы будем спорить и по поводу терминологии, то проведем здесь всю ночь.
— Я позволила тебе заплатить за мой бокал пива, а то, как ты это понял, меня совершенно не касается.
— Кроме того, ты позволила мне заплатить триста франков за незабудки.
— Из вежливости, — снисходительно бросила дама. — В Испании женщины привыкли к тому, что мужчины ведут себя как джентльмены.
— А затем ты согласилась сесть в мою машину, чтобы чуть позже распалить меня поцелуями.
— Его слова, — трагическим голосом произнесла дама, обращаясь к отцу Муму, — чудовищная ложь.
— Ложь? А как насчет этого? — Мужчина сорвал с шеи накладной воротничок и протянул его Банари-Куанто.
Тот близоруко прищурился:
— Что тут такое? Здесь слишком темно, я ничего не вижу.
— Губная помада, — пояснил мужчина. — Взгляните! — Взяв пожилого мужчину за руку, он подвел его к фонарю.
— Вне всяких сомнений, — склонив к воротничку голову, подтвердил отец Муму. — Губная помада.
— Ага! — Мужчина в черном костюме бросил на испанку взгляд, полный злорадного торжества.
— Но не моя, — холодно заметила дама. — Кто знает, где этот джентльмен привык проводить время и сколько раз в неделю он меняет сорочку?
— Предупреждаю, — звенящим от ярости голосом произнес тот, — ты меня оскорбляешь.
— Какая разница, чья это помада? Ты мне просто неприятен. Сейчас я хочу одного — спокойно добраться до дома.
— Ах, — подняла голову разочарованная Муму, — если б только это было возможно — спокойно добраться до дома!
Несколько мгновений все, включая и ее отца, с недоумением смотрели на застывшую у стены мрачную фигуру, ощущая себя так, будто фраза вырвалась из уст каменного изваяния.
— Дорогой мой, — обратился месье Банари-Куанто к мужчине в черном костюме, — дама предельно ясно высказала свои мысли. — В сторону испанки последовал легкий поклон, в ответ на который та учтиво кивнула. — Она требует не слишком многого: лишь спокойно и мирно добраться до дома. Почему бы не позволить ей это?
— Может убираться на все четыре стороны! — процедил мужчина. — Но сначала пусть вернет триста франков.
Лицо отца Муму выразило осуждение.
— Месье, — довольно резко заметил он, — я, право, удивлен, что такой мужчина, как вы — владелец роскошного автомобиля! — способен поднять шум из-за жалких…
— Дело вовсе не в трехстах франках. — Подозрение в мелочности задело мужчину, голос его напрягся. — Даже если бы речь шла о пятидесяти тысячах франков, дело здесь не в деньгах! Это вопрос принципа. Меня поманили, воспламенили мои чувства, вдохновили раскрыть кошелек, причем, уверяю вас, расходы не имеют абсолютно никакого значения, — и все это оказалось дешевой игрой! Я человек щедрый, у меня довольно широкие взгляды на жизнь, но мне ужасно не хочется, чтобы какая-то путана цинично делала из меня дурака.
— Остыньте, прошу вас, — строго сказал Банари-Куанто.
— Более того, посмотрите на ее руку! — Мужчина поднял кисть дамы к свету. — Видите? Обручальное кольцо! Быть надутым путаной, которая еще и замужем!
Зачарованно ловивший каждое слово Тиббел был не в состоянии понять, почему то, что дама оказалась связана с кем-то узами брака, приводило мужчину в такое исступление. Уж не испытал ли он в прошлом жуткое разочарование, связанное с изменой другой замужней женщины? Не старая ли обида так распалила огонь его ярости?
— Нет на свете более позорного зрелища, чем испанская шлюха с обручальным кольцом! — на всю улицу объявил мужчина.
— Довольно, месье. Вы сказали достаточно, — властно произнес Банари-Куанто в тот момент, когда из груди дамы вырвалось рыдание. Женских слез в эту ночь он уже насмотрелся, и грозивший обрушиться на него новый их водопад вызывал досаду и отвращение. — Не могу позволить вам пользоваться такими выражениями в присутствии дам, одна из которых является моей дочерью. Будет лучше, если вы немедленно оставите нас.
— Как только получу свои триста франков. — Мужчина с вызовом скрестил на груди руки.
— Держите! — Месье Банари-Куанто со злостью извлек из кармана пригоршню монет и швырнул к ногам молодого человека.
Монеты со звоном раскатились по асфальту. Мужчина в черном костюме живо собрал их и бросил пожилому мужчине в лицо.
— Будьте осторожнее, месье, — с достоинством произнес старик, — в противном случае вы рискуете получить в нос.
Мужчина сжал кулаки и стал в позу, какую в Англии принимали любители рукопашного боя в начале восемнадцатого века.
— Атакуйте же, месье, — вежливо предложил он.
Женщины зарыдали в унисон.
— Хочу предупредить вас, месье. — Отец Муму сделал шаг назад. — Мне шестьдесят три года, у меня больное сердце, и к тому же, как вы видите, я в очках. У полиции будут все основания задать вам весьма неприятные вопросы.
— Полиция? Отлично. Это первая умная вещь, которую я сегодня слышу. Предлагаю сесть в машину и доехать до комиссариата.
— Я в эту машину больше не сяду! — решительно заявила испанка.
— Пока Рауль не вернется, и шагу отсюда не сделаю, — поддержала ее Муму.
За спиной Николас услышал звонок. Внезапно он осознал, что слышит его уже довольно долго. Телефон! Пробравшись в темноте к стеллажу, он снял трубку. Разговор за окном звучал не громче шороха листьев. Интересно, кто в это время может ему звонить?
— Алло?
— Это Литтрэ двадцать пять семьдесят шесть? — нетерпеливой скороговоркой спросила молодая женщина.
— Да.
— Вы заказывали Нью-Йорк. Соединять?
— Да, пожалуйста. Я жду.
Про звонок Бетти Тиббел совершенно забыл. Он попытался собраться, вновь ощутить ту нежность, что испытывал несколько часов назад, когда решил позвонить в Нью-Йорк.
— Минуту.
В трубке послышался треск электрических разрядов, видимо, в Атлантике было неспокойно. Повернувшись к окну, Тиббел напряженно старался разобрать, что происходит под фонарем, но до него донесся лишь звук отъезжающего автомобиля.
Он собирался сказать Бетти о своей любви, о том, как соскучился, вспоминал Николас, стоя у стеллажа. Если разговор пойдет в нужном направлении, то трех минут должно хватить и на то, чтобы попросить Бетти стать его женой. Вдруг ему стало трудно дышать, мысли смешались. Мучительно обдумывая первую фразу, Тиббел никак не мог отделаться от стоявших в ушах слов: «Нет на свете более позорного зрелища, чем испанская шлюха с обручальным кольцом».
— Еще минутку, — раздалось в трубке. — Набираю ваш номер.
Опять послышались шорохи и треск. Николас усилием
