Роберта по-хозяйски положила ладонь на переднее сиденье мотоцикла, мысленно пытаясь подготовиться к предстоящему. Сейчас она с удовольствием выпила бы мартини. Не давал покоя засевший в голове вопрос: неужели в номере будет зеркальный потолок, а стены расписаны нимфами в духе Ватто? Париж не открыл еще Роберте всех своих тайн, но слышать об этом ей уже приходилось.
«Постараюсь вести себя без кокетства, с достоинством и весело, — сказала она себе. — Пусть первый опыт оставит мне лишь лирические воспоминания».
Переговоры с портье задержали Ги, а стоять на улице в одиночестве было противно. Роберту беспокоила не мысль о занятиях любовью, а то, с каким выражением на лице она пройдет мимо дежурного. В фильмах, на которые ее водил Ги, для семнадцати-восемнадцатилетних девчонок такой проблемы не существовало. Грациозные, как пантеры, страстные, как Клеопатра, они ложились в постель с естественностью крестьянки, накрывающей стол для завтрака. Само собой, все они были француженками, и это здорово им помогало. Что ж, Ги тоже француз. Это успокаивало. Впервые за несколько месяцев Роберта пожалела, что Луизы нет рядом, что она так и не задала подруге вертевшиеся на языке вопросы, когда та поздней ночью возвращалась домой, возбужденная, распираемая желанием поболтать.
Из дверей отеля появился Ги:
— Все в порядке. Мне разрешили даже закатить мотоцикл на ночь в вестибюль.
Он принялся толкать довольно тяжелую машину по ступенькам ко входу. Роберта двигалась следом, размышляя, не стоит ли помочь ему: уж слишком натужные вздохи вырывались из груди Ги.
Тесный вестибюль освещала всего одна лампа, стоявшая на столе портье, пожилого мужчины с редкими седыми волосами. Он смерил Роберту мгновенным, всезнающим взглядом, негромко бросил soixante-deux[247], протянул Ги ключ и вновь погрузился в чтение газеты.
Лифта в отеле не было, на третий этаж пришлось подниматься по крутой и узкой лестнице. Ступени покрывала вытертая ковровая дорожка, от которой исходил слабый запах пыли. С замком номера возникли проблемы, и, ковыряясь в нем ключом, Ги бурчал под нос едва слышные проклятия. Наконец послышался долгожданный щелчок, дверь распахнулась, и Ги включил свет. Взяв Роберту за руку, он потянул ее в комнату.
Потолок оказался самым обыкновенным, не видно было и нимф на стенах. Обстановка маленького дешевого номера состояла из простой медной кровати, желтого деревянного кресла, покрытого ветхой хлопковой скатертью стола и невысокой ширмы в углу, стыдливо прикрывавшей фаянсовое биде. Одиноко свисавшая с потолка голая лампочка заливала комнату безжизненным светом. В номере царил ужасный холод, холод беспощадных зим, навечно пропитавший покрытые пятнами стены.
— Ох, — выдохнула Роберта.
Ги обнял ее за плечи.
— Прости меня. Я забыл прихватить деньги, а в карманах было всего семьсот франков — старых франков.
— Ничего страшного, — отозвалась Роберта и слабо улыбнулась. — Ничего страшного.
Сняв куртку, Ги бросил ее в кресло.
— В конце концов, это всего лишь место. Стоит ли переживать по поводу места? — Не глядя на Роберту, он пытался дыханием отогреть красные, замерзшие на ветру руки. — По-моему, тебе нужно раздеться.
— После тебя, — почти автоматически откликнулась она.
— Дорогая Роберта, всем известно, что в такой ситуации первой раздевается девушка.
— Но не я. — Роберта уселась в кресло, прямо на куртку Ги.
Вести себя без кокетства, с достоинством и весело оказалось не так просто.
Ги стоял рядом и тяжело дышал, губы его посинели от холода.
— Хорошо, я готов уступить тебе. Но только один раз. Обещай, что не будешь смотреть.
— У меня нет никакого желания смотреть.
— Подойди к окну и встань ко мне спиной.
Роберта подчинилась. Дырявые шторы пахли так же, как ковровая дорожка на лестнице, — пылью. За спиной слышался негромкий шорох снимаемой одежды. «Господи, — подумала она, — кто же мог знать, что все будет так банально и просто?» Секунд через двадцать скрипнула кровать.
— Можешь обернуться, — сказал Ги, лицо его на сероватой наволочке выглядело изможденным и темным. — Теперь твоя очередь.
— Поверни голову к стене, — сказала Роберта.
Убедившись, что Ги выполнил просьбу, она быстро разделась, аккуратно сложив свою одежду, и скользнула под одеяло. Ги лежал, вжимаясь в стену, его сотрясала дрожь. Роберта не прикоснулась к нему.
Но вот он решительно повернулся к ней, так же, впрочем, избегая прикосновений.
— Черт, а свет-то не выключили.
Оба уставились на тусклую лампочку, напоминавшую бдительный глаз ночного портье.
— Это ты забыла, — укоризненно сказал Ги.
— Да, знаю, — ответила Роберта.
— Так выключи.
— Вставать я не буду.
— Но ты же была последней.
— Ну и что?
— Это нечестно.
— Честно или нечестно, из-под одеяла я не вылезу.
У Роберты появилось странное ощущение, что слова эти она уже когда-то произносила. В памяти всплыл небольшой летний домик на берегу реки: ей шесть лет, и она яростно спорит с братом, который на два года младше. Далекое воспоминание пробудило в ней неясную тревогу.
— Но ведь ты лежишь с краю, мне придется перебираться через тебя.
На мгновение Роберта задумалась. Мысль о том, что он прикоснется к ней, пусть даже случайно, на свету, обжигала.
— Не двигайся, — сказала она, резко отбросила одеяло и одним прыжком оказалась у двери.
Щелкнув выключателем, Роберта мгновенно нырнула в постель.
Ги трясло так, что дрожь начала передаваться и ей.
— Прости, у меня уже просто нет сил, — выговорил он, поворачиваясь к Роберте лицом.
Почувствовав на плече его ледяную руку, она сделала судорожный вдох и непроизвольно отстранилась. Но куда страшнее оказалось услышать мужской плач. Вытянувшись в струнку, Роберта с ужасом ждала, когда рыдания прекратятся.
— Я… Я не виню тебя за то, что ты отодвинулась, — проговорил, справившись наконец с собой, Ги. — Все должно было быть совсем по-другому. Мне стыдно за свою неловкость, за то, что я свалял дурака. Поделом! Ведь я три месяца врал тебе…
— Врал? — спокойно переспросила Роберта. — Что ты имеешь в виду?
— Я просто надул тебя. — После рыданий голос Ги совсем сел. — Никакого опыта у меня нет, и я вовсе не будущий инженер. Я учусь в лицее, и мне всего шестнадцать лет.
— О! Зачем же тебе все это понадобилось?
— Но в противном случае ты бы на меня и не посмотрела! Разве не так?
— Так. — Роберта раскрыла глаза, ведь нельзя же в самом деле пролежать с закрытыми глазами целую вечность.
— Если бы здесь не стоял такой холод, — всхлипнул Ги, — если бы не нищенские семьсот франков, ты бы ни о чем не узнала.
— Но теперь я все знаю.
«Ничего удивительного, что он пил только сок, — подумала она. — Какой же неосторожной я была! Неужели я никогда не повзрослею?»
Ги сел в постели.
— Наверное, будет лучше, если я отвезу тебя домой, — надломленным, лишенным надежды голосом с трудом выговорил он.
Роберте очень хотелось домой. Она с тоской подумала о своей узкой девичьей кровати. Спрятаться бы сейчас под теплое одеяло, чтобы утром все начать
