И Существо заворчало на него из тьмы.
Хомса повернулся и бросился бежать, он слепо спотыкался и падал, полз, поднимался и бросался дальше, и остановился только у палатки. Палатка светилась в ночи, как большой зелёный фонарь. В палатке тихонько наигрывал Снусмумрик.
— Это я, — прошептал хомса. Он вошёл в палатку, раньше ему никогда не доводилось в ней бывать. Приятно пахло табаком и землёй. Рядом со спальником горела на ящичке с сахаром свечка, пол был покрыт стружками.
— Это будет деревянная ложка, — сказал Снусмумрик. — Ты чего-то испугался?
— Муми-семейства больше нет, — сказал Киль. — Они обманули меня.
— Не думаю, — сказал Снусмумрик. — Может, им просто захотелось отдохнуть.
Он взял термос и налил чаю в две кружки.
— Вон сахар, — сказал он. — Когда-нибудь они вернутся.
— Когда-нибудь! — воскликнул хомса. — Она нужна мне прямо сейчас, и никто больше не нужен!
Снусмумрик пожал плечами. Он намазал два бутерброда и сказал:
— Хотел бы я знать, что нужно самой Муми-маме…
Хомса ничего больше не сказал. Когда он собрался уходить, Снусмумрик крикнул ему вслед:
— Будь осторожнее, не позволяй своей мухе превращаться в слона.
Снова заиграла губная гармошка. На кухонном крыльце стояла Филифьонка с мусорным ведром и прислушивалась. Хомса обошёл её подальше и тихонько проскользнул в дом.
16
На следующий день Снусмумрик был приглашён на воскресный обед. Настало два часа, потом четверть третьего, а Филифьонкин гонг всё молчал. Ближе к половине третьего Снусмумрик воткнул в шляпу новое перо и пошёл выяснить, что случилось. Кухонный стол стоял снаружи возле крыльца, Хемуль с хомсой в поте лица таскали стулья.
— Это называется пикник, — горько заметил Староум. — Она сказала, сегодня мы будем делать что захочется.
Во дворе появилась Филифьонка с большой супницей — внутри был овсяный суп. Лёгкий прохладный ветерок пролетел над долиной и нагнал пенку на его поверхности.
— Ешь, не стесняйся, — Филифьонка погладила хомсу по голове.
— Почему мы должны есть на улице? — заныл Староум, вылавливая пенку на край тарелки.
— Надо есть с пенкой, — наставительно сказала Филифьонка.
— Почему нельзя поесть в кухне? — повторил Староум.
— Потому что иногда надо делать то, что в голову взбредёт, — нетерпеливо ответила Филифьонка. — Или мы едим на улице, или обед вообще отменяется! Сказано вам — веселитесь!
Обеденный стол шатался на неровной земле. Хемуль ухватился за тарелку обеими лапами.
— Вот что меня беспокоит, — сказал он. — Купол никак не получается. Хомса напилил доски в точности как я сказал, но они не держатся. А если пилить заново, они станут слишком короткие и будут выпадать. Понимаете, о чём я?
— А если сделать обычную крышу? — предложил Снусмумрик.
— Тоже падает, — сказал Хемуль.
— Ненавижу пенки в овсяном супе, — сообщил Староум.
— Есть ещё другой вариант, — продолжал Хемуль. — Можно сделать дом вообще без крыши! Я как раз подумал, что папе больше понравится смотреть на звёзды. Папа ведь любит смотреть на звёзды, как вы считаете?
Хомса Киль вдруг заорал:
— Это ты так считаешь! Откуда ты знаешь, что на самом деле нравится папе?
Все перестали есть и воззрились на хомсу.
Хомса вцепился в скатерть, крича:
— Ты всё время делаешь только то, что тебе нравится! Выбираешь только большие дела!
— Только поглядите, — изумилась Мюмла. — Хомса научился показывать зубы.
Хомса вскочил из-за стола так резко, что опрокинул стул. И спрятался под стол.
— Хомса, который всегда был таким послушным, — заметила Филифьонка натянуто. — Да ещё на пикнике.
— Слушай, Филифьонка, — серьёзно сказала Мюмла. — Я думаю, чтобы стать Муми-мамой, недостаточно вынести стол на улицу.
Филифьонка вскочила и закричала:
— Да что вы пристали со своими мамами! Какие они распрекрасные! Неряшливое семейство, которое даже в доме не прибирается, хотя может, и перед отъездом не оставляет даже письмеца, хотя знает, что мы… Хотя сами всё знают. — Она беспомощно умолкла.
— Письмеца! — спохватился Староум. — Находил я тут одно письмецо и куда-то его положил.
— Где? Куда ты его положил? — спросил Снусмумрик.
Теперь уже все повскакивали из-за стола.
— Куда-то, — пробормотал Староум. — Пойду-ка ещё половлю рыбки. Не нравится мне этот ваш пикник. Никакое это не веселье.
— Ну подумай, — попросил Хемуль. — Попытайся вспомнить. Мы тебе поможем. Где ты видел его в последний раз? Если б ты нашёл его прямо сейчас, куда бы ты его положил?
— У меня каникулы, — угрюмо сказал Староум. — Я буду забывать что хочу. Забывать — это приятно. И я собираюсь позабыть всё, кроме весёлого и важного. А сейчас я пойду поболтать со своим приятелем-предком. Вот он и правда знает, как всё устроено. А вы все — только думаете, что знаете.
Предок был таким же, как раньше, только с салфеткой на шее.
— Привет, — сказал Староум. — Я очень расстроен. Ты знаешь, что они учудили?
Он подождал. Предок медленно покачал головой и переступил с ноги на ногу.
— Да-да, — подтвердил Староум. — Они испортили мне каникулы. Ходишь себе такой довольный, что всё позабыл, и тут на тебе — давай вспоминай сейчас же! У меня живот болит. Я так расстроен, что аж живот почти заболел.
Впервые Староум вспомнил про лекарства. Но он не помнил, куда их положил.
— Они были в корзинке, — повторил Хемуль. — Староум говорит, что клал их в корзинку. И в гостиной корзинки нет.
— Может, он забыл её где-нибудь в саду, — предположила Мюмла.
Филифьонка закричала:
— Он говорит, это мы во всём виноваты! Я-то в чём виновата? Я вообще ничего не делала, кроме смородинового сока, и он Староуму понравился!
Филифьонка со значением посмотрела на Мюмлу и добавила:
— Да, я знаю, что Муми-мама готовила смородиновый сок, когда кто-нибудь заболеет, и всё-таки я его
