плакали и снова целовались; следовали описания всех ужасов прожитых нами дней и безысходного отчаяния. Но не было ни плеча, на которое я могла бы приклонить голову, ни груди, на которой я могла бы выплакаться. Низенькая, снятая с чердака кровать на колесиках служила мне ложем – одна из очень немногих найденных нами вещей, которые не были уничтожены мятежниками. Помнится, когда вернулся мой зять, он склонился надо мной и похвалил за мужество, сказав, что Джон ему все рассказал и что я поступила так, как поступил бы и он сам, будь он тогда дома. Но не мой зять был мне нужен. Мне нужен был Ричард, а он, преследуя мятежников, отправился в Солташ. Все это веселье явилось как разрядка. Звон колоколов церкви в Фое, подхваченный колоколами в Тайуордрете, и его величество, созвавший дворян графства в своей ставке в Боконноке и поблагодаривший их за поддержку – он подарил Джонатану свой кружевной платок и молитвенник, – и внезапный бурный благодарственный молебен в честь освобождения и победы – все это казалось мне преждевременным и оставляло у меня в душе странный горький осадок. Быть может, это было из-за какого-то изъяна в моем собственном характере, что-то связанное с моим увечьем, но я повернулась лицом к стене, и на душе у меня было тяжело. Война не закончилась, каковы бы ни были успехи на западе. Разбит был один Эссекс со своим восьмитысячным войском. На севере же и востоке Англии было много тысяч тех, кто еще и не думал сдаваться. «И ради чего все это? – подумала я. – Почему они не заключили мир? Неужто так и будет продолжаться, пока мы не состаримся, – разоренная страна, опустошенные дома?»

Слово «победа» звучало глухо – ведь наш враг лорд Робартс распоряжался в Плимуте, который по-прежнему упорно защищался, – и недальновидно и глупо было думать, будто война закончилась только потому, что Корнуолл теперь освобожден. На второй день после нашего освобождения, когда все отправились в Боконнок, чтобы проститься с его величеством, со двора донесся скрип колес и шум приготовления к отъезду, затем я услышала, как повозка со стуком покатилась по булыжнику и пропала в парке. В тот момент я была слишком усталой, чтобы пускаться в расспросы, но позже, уже днем, когда ко мне пришла Мэтти, я спросила у нее, кто был тот человек, что столь неприметным образом покинул Менебилли.

– Кому ж это быть, как не миссис Денис, – ответила Мэтти.

Так что Гартред, как истинный игрок, сочла лучшим смириться со своими потерями и покинуть нас.

Мэтти, отжимавшая в данный момент тряпочку, чтобы вымыть мне спину, фыркнула:

– У нее как будто бы нашелся знакомый среди сторонников короля, он приехал сюда вечером вместе с мистером Рашли. Некто мистер Амброз Манатон. Он-то и выделил ей сегодня эскорт.

Я невольно улыбнулась. Какую бы сильную ненависть ни вызывала у меня Гартред, я должна была склонить голову перед ее умением держаться на плаву при любых обстоятельствах.

– Она видела Дика перед отъездом? – спросила я.

– Еще бы, – сказала Мэтти. – Он подошел к ней за завтраком и поздоровался. Она уставилась на него, не веря своим глазам, – я за ней наблюдала. Затем она спросила у него: «Ты прибыл утром с пехотой?» А он, постреленок, усмехнулся и ответил: «Я был здесь все это время».

– Неосторожный мальчишка, – заволновалась я. – Что она ему на это сказала?

– Она, мисс Онор, ответила не сразу. Она улыбнулась – а вы знаете, как она это делает, – и сказала: «Мне следовало догадаться об этом. Можешь сказать своей тюремщице, что ты не стоишь и одного серебряного слитка».

– И это все?

– Все. Вскоре она уехала. Она никогда не вернется в Менебилли.

И Мэтти принялась тереть мою спину сильными, столь хорошо знакомыми мне руками. Но Мэтти заблуждалась, ибо Гартред снова вернулась в Менебилли, как вы скоро об этом узнаете, и человек, который привез ее, был мой собственный брат. Но я забегаю вперед, поскольку у нас на дворе еще сентябрь 1644 года.

В первую неделю, пока мы набирались сил, мой зять со своим управляющим взялись за работу, чтобы выяснить, во что обойдется восстановление дома и поместья, которым был нанесен большой урон. Цифра выходила колоссальная, значительно превышавшая наши средства. Я и сейчас вижу, как он сидит в углу галереи, склонившись над большой расходной книгой, где каждое пенни, которое он потерял, было тщательно сосчитано и вынесено на поля. Да, потребуются месяцы, даже годы, чтобы восстановить дом и привести имение в его изначальное состояние. Пока продолжается война, о восстановительных работах не может быть и речи. Ну а после войны, как говорили пострадавшим, Корона позаботится о том, чтобы возместить ущерб. Но, думается мне, Джонатан знал цену подобным обещаниям и, как и я, считал, что празднества на западе были преждевременны. В один прекрасный день мятежники могут вернуться, и в этот раз чаша весов склонится в другую сторону.

А покамест все, что можно было сделать, так это спасти то, что осталось от урожая, – одно поле в четырнадцать акров, которое не тронули мятежники, но которому весьма досталось от дождя.

Так как дом Джонатана Рашли в Фое был разорен столь же ужасно, что и Менебилли, то и его семья осталась без крыши над головой, и мы приняли решение разделиться. Солы отправились к своему брату в Пенрайс, а Спарки – к другим родственникам в Тависток. Сами же Рашли с детьми, пока не будет починено крыло Менебилли, нашли временное пристанище у ближайших соседей. Я собиралась вернуться в Ланрест, когда с тяжелым сердцем узнала, что этот дом постигла еще более ужасная участь, чем Менебилли: его разрушили так, что не было никакой надежды когда-нибудь его восстановить.

Мне не оставалось ничего другого, как искать пристанища у своего брата Джо в Радфорде, поскольку хотя сам Плимут и удерживался парламентом, но окрестные земли находились в руках роялистов, и сдача гарнизона и порта была – если послушать наших оптимистов – вопросом самое большее трех месяцев.

Будь у меня возможность выбора, я бы предпочла жить одна в какой-нибудь пустой комнате в Менебилли, чем искать приюта в Радфорде у чопорных домочадцев моего брата, но – увы! За эти несколько летних месяцев я стала одной из большого числа несчастных, лишившихся крова, и, превратившись в странницу, скитавшуюся по дорогам войны, должна была подавить свое самолюбие и быть благодарной за гостеприимство, от кого бы оно ни исходило.

Я могла бы отправиться к своей сестре Сесилии в Матеркомб или к сестре Бриджет в Голбертон – они обе были куда более приятным обществом, чем мой брат

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату