– Видишь, теперь ты знаешь, как все закончится. Осталось понять, что будет между двумя мгновениями – потом и сейчас.
Сделав точно выверенный шаг вбок, он коснулся сенсора сбоку витрины. Из-под столешницы выдвинулся узкий ящик. В тесном бархатном ложе покоился черный кинжал. На конце рукоятки багрово рдел крошечный рубин – и больше ни одного украшения или даже узора.
– Металл благороден. Этому ножу не нужны патроны. Его невозможно заметить под одеждой. Посмотри.
На ладони графа клинок казался слишком узким и хрупким, чтобы кого-то серьезно ранить.
– Ему нужна только моя рука. И когда я глажу его, – Ян провел пальцами по шероховатому металлу и положил кинжал обратно, – я думаю о том, как он похож на твою кожу. Такой теплый. Такой нежный. Такой мучительно острый. Жаль, что ты не видишь себя со стороны.
Так легко обнять тоненькую девушку, когда ты – высокий, сильный мужчина. Притянуть ее к себе, обездвижить в кольце рук. Обхватить ладонью затылок, зарыться носом в волосы, вдохнуть запах, позволить вожделению смешаться с клокочущей внутри яростью.
– Знаешь, почему Главой стал Ян Тройн? Он умел делать несколько дел сразу. Он мог проиграть, но каждый проигрыш становился основой для других побед. И он знал, что нужна лучшая постановка, чтобы на нее пришли самые искушенные зрители. Скажи мне теперь, девочка… Что же это за проклятие на мне?
Аори вздрогнула так, что даже без особенности Ян понял – она знает. И с трудом удержался, чтобы не сломать тонкую шею.
– Так-так-так, – пробормотал он, чувствуя, как непослушная злая улыбка оттягивает уголки губ. – Как его снять?
Особенность наотмашь хлестнула чужое тело, вынуждая отвечать.
– Не знаю…
– Врать мне – это такая глупость, – процедил Ян сквозь сжатые зубы. – Ты обнажена больше, чем если б я тебя освежевал.
– Не знаю! Я не спросила…
– Кого?
– Волка, который мне снится.
Аори всхлипнула.
– Какой бред. Что он вообще сказал?
– Что Главе Тройнов не дадут умереть.
– А ведь ты этого хочешь.
Граф немного отодвинулся, коснулся ее груди.
– Я чувствую, как ты радуешься, глубоко-глубоко внутри. Но он прав, твой волк. Я не умру. Мы проведем вместе много дней и ночей, я научу тебя чувственности и покорности. Думаешь, я схожу с ума, когда ты рядом? Нет. Я приказываю привести тебя, когда собрался немного обезуметь. Решил. Запланировал.
Аори задрожала, вскинула голову, уперлась руками в его плечи, пытаясь вырваться. Улыбнувшись, Ян разжал объятия.
– Но я умру, как все они?
– Не все. Зачем мне убивать сломленных и покорных?
– И не было ни одной, кого ты просто пожалел?
Вместо ответа граф резко, нешироко замахнулся. Щеку Аори обожгла пощечина, чуть не дотянувшая до полноценного удара. Девушка громко вскрикнула, невольно вскинула руки в защитном жесте.
– Жалость? Ничтожная глупость, наследство идиотов!
Она стояла, закрывая лицо тонкими пальцами. Секунды тянулись одна за другой, время стало бесконечным. Любой лишний жест, звук, даже вдох разобьют хрупкое равновесие.
И Аори замерла, почти не дыша, и думая лишь об одном – хоть бы этот жалкий покой продлился еще немного.
Еще чуть. Еще… Еще.
Ян наклонил голову и медленно провел рукой по волосам, исподлобья рассматривая пленницу.
Время разбилось, осыпалось крошевом секунд.
– Не надо бояться.
Он задумался о чем-то, задержав ладонь на затылке. Пришел в себя мгновением спустя и медленно двинулся вглубь зала, без малейших опасений оставив Аори за спиной. Граф рассматривал скульптуры, касался их так же, как когда-то – женских тел. Легонько ласкал кончиками пальцев, пробуждая воспоминания, здоровался и одновременно прощался.
И говорил.
Низкий, властный голос проникал внутрь, как бы Аори ни хотелось спрятаться за щитом показного равнодушия. И она слушала, подчинялась ритму слов, тембру и напору.
– Многие просили о жалости, молили о пощаде. Но все, что они могли мне предложить, я и так брал. Что ты, Аори, можешь мне предложить? Ничего. Молчишь, понимаешь, что я сделаю с тобой, что захочу, и так, как захочу. Что, проклятие? Такого со мной еще не случалось, а я люблю новое. И я хочу знать твои секреты. Хочу получить отзыв. Хочу, чтобы ты стала одной из немногих, кто ответил мне, поднялся вровень, преодолел и ненадолго подчинил. Твоя ненависть – такая сладкая, и я хочу получить остальное.
Внутри тела Аори мерно раскачивался невидимый маятник. Сердце билось с заданной им частотой, обрывки мыслей порхали туда-сюда, лишенные начала, конца и какого-либо смысла. Она опустила руки, так медленно и плавно, словно стояла на дне моря, окруженная лишенной течения водой.
– Откройся и прими меня, – Ян вернулся незаметно, тихо, подошел со спины и коснулся застежки платья. – И ты сможешь возродиться. Превратиться в женщину, которой тебе суждено стать. Забудь, что было до, не думай о том, что будет после. Есть только этот миг. Есть ты и я.
Ткань легко соскользнула с плеч, стоило графу разжать пальцы, и упала на пол. Аори не пошевелилась, когда чужие ладони коснулись тела. Тонкие волоски на коже встали дыбом от холода.
– Пусть не останется ничего лишнего. Я вижу, что тебя тревожит. Чужие мнения, в которых звучит твое имя. Десятки людей смотрят и оценивают, и ты не знаешь, что они решат. Ты пытаешься стать лучше, ты каждый день бросаешься из стороны в сторону, пытаешься угадать, как сделать так, чтобы тебя полюбили. И ты надеешься, что после этого вновь сможешь стать собой. Жить так, как захочешь, но отныне все, что ты сделаешь, – будет правильно. Тобой будут восхищаться, тебя будут ставить в пример. Ты будешь лучше других, и всегда найдутся эти другие, для сравнения. Нет… Не ты – лучше. Они – хуже. Не такие красивые, удачливые. Их будут любить меньше.
Граф коснулся губами ее шеи, легко и нежно.
– Ты одинока. Ты еще не научилась быть собой, жить для себя. Я не могу подарить тебе мир, я могу лишь показать эту дорогу. Быть собой – это преодолеть страхи и опасения, не думать, что скажут, когда мы рука об руку выйдем из нашего Дома. Быть собой – это перестать себя жалеть. Принять тот новый мир, в котором ты оказалась, и овладеть им. Ты можешь это сделать, Аори?
Его пальцы бережно ласкали спину, руки, грудь. Ласково и несмело, словно тоже спрашивали ответа.
Сможет ли она преодолеть?
Сможет переломить в себе стыд и отчаяние, боязнь чужого осуждения?
Сможет отдаться своим желаниям?
Ведь сможет?
Аори медленно повернулась в его объятиях, опустила ресницы и потянулась вверх, чуть приподнимаясь на носочках. Ян наклонился навстречу, и губы девушки кольнуло щетиной.
Его поцелуй залил тело жаром. Все мышцы сжались в сладком предвкушении, превратили тело в одну натянутую струну, в воплощенное бесстыжее желание.
Маятник в голове стих, исчез на середине удара и оставил после себя отзвук мерзкого волколачьего смешка. Он прокрутился внутри, будто нож в рваной ране, разбросал ошметки взрезанных нервов.
Едва не
